Птицы на крыше
Птицы на крыше
Бабка Саня в высотке у тётки теперь доживает,
а меня до окраинных улиц дорога ведёт –
где дома с дымоходами, вишни, калитки, сараи
и заброшенный, сором поросший ремонтный завод.
Санин двор не пустует, хозяйство ведут квартиранты,
но все грядки не так, и забор непривычно белёс,
а в открытом окне чуть колышется тюль сероватый,
и глядит на меня, как хозяин, породистый пёс.
А у бабки моей не бывало собак – только кошки,
только стайки цыплят и дурная коза Сулико.
Помню, мама подбросила Сане меня «на немножко» –
детям нужно играть, кушать яйца и пить молоко.
Бабка долго учила меня ничего не бояться
и протягивать ловко в иглу наслюнённую нить.
Не ругала за шалости, двойки, фингалы и кляксы,
но стегала лозиной, узнав, что умею курить.
Присмотрела давно себе Саня на кладбище место
возле блудного мужа и мамы несчастной моей –
пили горькую порознь, а умерли чуть ли не вместе.
бабка их навещала, бубнила: скорей бы, скорей.
А теперь Саня ходит согнувшись и будто на лыжах,
и подолгу сидит у окна, самоваром звеня,
улыбается синему небу и птицам на крыше,
и не помнит ни мужа, ни дочек, ни даже меня.
Бабий Яр
Узнала, что багаж утерян мой,
не плачу из последних сил.
Старик в ермолке неуверенно,
но громко у меня спросил:
- Вам в город, девушка, до Киева?
- Да-да, на Дарницкий бульвар.
Когда уселась я в такси его,
сказал, что едет в Бабий Яр.
- Там кто у вас?
- Сестра, родители,
мой старший брат Ефим с женой,
и Миша – домоуправитель наш,
и дядя Соломон, портной,
цыган Георгий с внуком Бодей там,
Абрам - знакомый ювелир,
и коммунист из первых в городе
товарищ Осип Креденсир,
там ребе Якоб - родич бабушкин
с пятью своими дочерьми,
беременная Фира с фабрики,
Мария с малыми детьми,
соседка Фаечка Васильева,
мой школьный друг Палий Семён…
Он от Борисполя до Киева
читал молитву из имён.
