Когда я исчезну
Когда я исчезну, цеди обжигающий чай,
задумчиво нежа китайскую мудрость фарфора.
Следи, как заварка ложится мудрёным узором —
без сказки Лонгрена рисунок немыслим и чахл.
Когда ты захочешь уйти, я тебя растворю
в густой неизбежности кислой от правды робусты.
Ведь сколько ни тисни любовь в хлебосольность Прокруста,
на клеточном уровне клетка вредна бунтарю.
Когда мы растаем (но может и не было «нас»?),
иллюзия алого ржавою грудой лохмотьев
утопится в трюме почившего на мелководье
«Секрета» мечтаний, как мертворожденный Пегас.
Сегодня в истерике мечется наш галиот,
вне веры и вёсел, один на один с океаном.
Но Берингов слишком широк и укрылся туманом,
без вымпельных «зюйдов» к Каперне он нас не снесёт...
***
«Всё будет как надо, ты просто серьёзно поверь», —
меж пальцев винчестер на два безымянных патрона,
ты знаешь, что мне отпираться не много резона…
«Ну, что же ты, милая, кто-то просил фейерверк?»
Не люби меня, князь!
Ты красив и силён, безупречен, мой князь светлейший.
Эти кудри сусалит солнце и белит месяц.
Для чего я тебе? Для забавы – никак не меньше.
Я всего лишь татарская дочь, но дворец мне тесен.
Убеждаешь: «Наргиз, ты утонешь в парче и шёлке,
Самоцветы – к ногам! Соглашайся, оставь жеманство!»
О, восторженный бай! Эти речи мягки и колки –
Но не путай степную волю и дев славянских!
Я – горячий цветок. Пощади и позволь уехать.
Но шаманишь: «Моя!» – а глазами целуешь волю.
Мне б кураем запеть, чтобы сытое пело эхо
О свободе, батыр, и о страсти, что нас с тобою
Унесет до утра первозданным медвяным вихрем,
Выжигая ковыль, расправляя степные долы.
Разметавшись зарёй, я мелодией крика стихну.
Утолив навсегда поцелуев преступный голод,
Не люби меня, князь, чтобы я не осталась воем
Одиноких ночей и беззвучного зова сердца.
Я люблю тебя, князь, – поцелуй, но оставь живою.
Не бывало судьбы у любовников-иноверцев...
