[Не]средневековое
БРЕЙГЕЛЬ
Питер Брейгель рисует шестнадцатый век:
Холод, ветер, зима. Вызревающий снег.
Угловатые Альпы, седая река.
Далёких часовен гул,
Лай голодных собак, скрип гружёных телег,
Хрупкость серых деревьев, идущих след в след.
Суматоха и смех молодого катка.
Охотники на снегу:
— Мы бродили полдня по окрестным лесам,
Но добычей — всего лишь плутовка-лиса.
Брейгель хмурится: пара штрихов там и тут,
Сорока по веткам — скок.
— Не шумите, пожалуйста. Дайте сказать.
Отключите девайсы — зовут небеса.
Усыпите на несколько нервных минут
Вертлявую Firefoх.
Говорит командир корабля, господа.
За бортом минус триста — ветра, холода.
В спинках кресел журналы — пошли по рукам?
В журналах самая суть.
Наш маршрут надваршавен, надпражен, над... да,
Альпы тоже увидите сверху, когда
Ваши бойкие дети заснут — ну и вам
Придётся чуть-чуть вздремнуть.
Застегните ремни на железный засов.
Сок? Томатный? Весьма своевременный сок.
Пилотажные петли наперегонки —
Так много,
Много
Фигур.
Белый след. Белый свет. Самолёт был таков.
Брейгель ловит куски шебутных облаков.
Питер-Пётр резвится: бросает снежки
В охотников на снегу.
БАБКА
Чахлый луч споткнулся о порог
Крепкого осанистого дома.
Бабка вяжет правнуку носок.
Прыгает дурашливый клубок;
Пляшут спицы - вдоль да поперёк,
Ловят шерсти тощенький исток.
Ходят пальцы нежно, невесомо.
По грядам сорняк хитрущий прёт,
Размышляя, где хватить бы лишку.
Внучка полет бабкин огород.
Неуклюж её тугой живот:
"Крохотный мальчишка в нём живёт,
Потаённый, бархатный - что крот.
Я уже люблю его, мальчишку.
Будет осень - я увижусь с ним;
Назову, как водится, по святцам..."
Бабка строжит внучку: "Отдохни!
Опростает рано! Сядь в тени,
Сядь, тетёха; молочка хлебни!"
Шустро вьётся шерстяная нить,
Спицы приглушённо серебрятся.
"Брошенка..." - горчит слезой упрёк.
Петельки считая неустанно,
Бабка вяжет правнуку носок.
Тихий труд ни низок, ни высок,
Судный день ни близок, ни далёк.
...Чахлый луч споткнулся о порог
И решил: "Пожалуй, тут останусь".
