Город у моря/Кот в мешке
Город у моря
Ему ещё нет и шестидесяти – юнец
По меркам живущих не первую сотню лет.
Причудлив рисунок морщин на его лице,
Где каждая складка – оставленный кем-то след.
Бесплодной пустыни подкидыш, приёмный сын,
Впитавший суровую нежность седой волны.
При встрече спрошу его «как ты?», а он – «жақсы»*,
Но мне ли не знать, как ветра́ его солоны́.
Как, выжженный солнцем калёным, слепяще-бел,
Не раз погребённый в барханах песчаных бурь,
Он с каждым дождём по весне расцветал и пел,
Настроив под голос прибоя свою домбру.
Мы съели с ним соли, наверное, целый пуд.
Немало воды с той поры утекло в песок…
И видимо, я неспроста просыпаюсь тут,
Куда бы судьбы ни забросило колесо.
***
Трап самолёта. Светлеющий горизонт.
Ветер в поклоне приветственном гнёт полынь.
Годы спустя по-отечески смотрит он.
Так – не умеет никто… только он один.
Жақсы – хорошо (каз.)
Кот в мешке
Не шило, не мыло, а мартовский кот в мешке
Мне кем-то подкинут. Ещё и его корми…
Оставила. Думала, будет ловить мышей,
А он подмигнул и сказал, что изменит мир.
Теперь вверх тормашками улицы, фонари
И даже аптеки. В реальности – как в бреду…
Создания странные – птицы-поводыри
Того и гляди до весны меня доведут.
Она где-то рядом, за пепельной кромкой туч,
Припрятала золото, видно, на чёрный день.
Пока, дескать, попусту тратиться не хочу,
Закончится – после ищи неизвестно где.
Я в поисках клада готова по небу – вброд,
Хоть в пасмурной мути непросто нащупать дно.
Найду и отсыплю весне от своих щедрот
В тот самый мешок, где кота уже нет давно.
Всё стало, как было и вновь под ногами твердь,
Верхушки деревьев осваивают грачи.
Послышалось, кто-то тихонько скребётся в дверь.
Вернулся, гулёна? Пора бы, апрель почти.
