Под тихий бой
Под ТИХИЙ БОЙ
Больничная койка и белый свет, и хлорка на языке.
Я крепко сжимаю твою ладонь в холодной своей руке.
Я нежно запястье ловлю, шепча, считая украдкой пульс:
«Да что же ты делаешь, ё-моё! Да я без тебя загнусь!»
А сердце натужно хрипит, стучит. Набатом в душе – Один.
В больнице не запахи – просто муть. Лекарства и формалин.
Приборы мерцают. Ты в забытьи и дышишь едва-едва…
Давай же, моторчик, давай, рычи! Давай же! А вот и – Два.
Я душу бы продал: пусть черти жрут лопатою изнутри,
Чтоб только бежал на экране пульс. Давай же! А вот и – три!
Я всё вспоминаю под тихий бой… но нить замерла опять.
Давай же, сердечко родное, пой! Четыре… Четыре... Пять!
Давно не молился, не знаю как, но, Боже, ведь ты там есть?
Что хочешь, бери за один удар! Давай же, братишка… Шесть!
Больничная койка и белый свет, и хлорка на языке.
Я крепко сжимаю твою ладонь в холодной своей руке,
А руки дрожат, и мысли дрожат… наверное, край совсем.
Да что же ты делаешь, слышишь, брат? А где же шальное – Семь?
НА КРЫШЕ
Он мог пригласить и в кафе, и в кино,
И в клуб, где толпа сигаретами дышит,
Он мог предложить молодое вино.
Но он взял палатку и вывел на крышу.
Там город внизу, словно спящий гигант,
Раскинул могучие руки и ноги…
Палатка, как будто бессмертный атлант,
На плечи взвалила седые чертоги
Небес, распластавшихся звёздной рекой.
В потоке её мы почти невесомы.
И здесь, наверху, необъятный покой:
Тряпичный кусок, что златые хоромы.
И в долгой ночи так легко говорить,
Смотреть в небеса, в неприступную вечность,
Под звёздным ковром о житейском забыть!
Лишь ночь и укрывшая душу беспечность.
Украв волшебство, заиграет рассвет.
«Пора», - вместе с гомоном летним услышу.
Мы спустимся вниз, но на тысячу лет
Запомню я нашу палатку на крыше.
