М-18

 
Все, кирдык. Минус сорок четыре. Машина встала
Где-то между Медвежьегорском и Петрозаводском.
Завести одному невозможно. Лишь яркий, алый
Огонек зажигалки теплом одаряет плотским.
 
Это полный привет. И на тысячу верст в округе
Никого, хоть кричи, хоть свисти, хоть стреляй из ружей.
От мороза (а может, от страха) немеют руки.
И деревья трещат, объясняя, что ты не нужен
 
Никому, даже если хотелось бы выжить очень.
Даже если бы встал на колени, Христа встречая.
Все, кирдык. Посредине кромешной полярной ночи
Позабудь навсегда о весне и горячем чае…
 
И когда лобовик изнутри занялся узором,
И последняя капля застыла в холодной фляжке,
Огонек заметался в ночи – бередящий, вздорный.
И подъехала фура. И вышел мужик в рубашке.
 
«Что, застрял, раздолбай? Посадил же машину, дятел…
Так не ездит в полярную ночь ни казак, ни турок.
Что ж ты делаешь, тупень? Ну, ладно, не дрейфь, приятель.
«Прикури» от меня. Да теперь не отстань, придурок».
 
Мы доехали. Свет фонарей. Голоса. Заправка.
И какие-то теплые тени дрожат в оконце.
Он пожал мне ладонь и спросил: «Как зовут-то? Славка?».
И трещали деревья. И вдруг показалось солнце.