Осень. 1941 год.
Еще ползла кровавая волна,
Коптила небо, твердь рвала клыками,
К Москве тянулась жадными руками,
Людей сжирая…. Для него ж война
Застыла тяжкой каторгой в плену,
Колючей сетью мир отмежевала….
Пока была трава, кора, жевал он.
Потом…. Потом забыл он про войну.
Одно желание осталось: есть!!
В свои приписанные восемнадцать
Уже не защищать, не защищаться,
А просто есть, забыв про долг и месть.
Прошел октябрь, и голод отступил.
Живую тень фашисты отпустили.
И он с последней запредельной силой
Брел средь постов, крестов, руин, могил.
Старушка принесла ему поесть
Все, что смогла найти. Вздохнула горько,
Вложила в руку парню хлеба корку,
Нарисовав щепоткой в спину крест.
Качался мир, заканчивался год.
Прошелестел губами: «Съешьте сами.
А я пойду». «Куда пойдешь-то?» «К маме».
Шагнул. Упал. И дрогнул неба свод.
