Исповедь офицера
Календарь на стене, словно лавочник из-под полы,
предлагает по сходной цене своё жалкое завтра.
Под дождём октября с рудиментами позднего марта
во «вчера» прорастает репей и местами - полынь.
Фото месяца - курица в пышных салатных мехах -
на фарфоровом блюде сверкает намасленной тушкой.
Третьи сутки в часах умирает больная кукушка,
абстрагируясь напрочь от сути седьмого греха.
Я боюсь засыпать. Каждый раз вырастает гора.
Всё. Последний патрон, и щелчок, еле слышный, затвора.
Календарь на стене продолжает лучиться задором,
вызывая во мне однозначный рефлекс по утрам.
Нет меня! Вроде жив, но остался с ребятами там.
Четверть века назад. На проклятом чужом перевале,
на котором тогда и меня заодно расстреляли.
Где расставили трассером точки. Внутри - пустота.
Ни Господь, ни Аллах не просили высокой цены,
наблюдая, как гибнут бойцы с двух сторон в перестрелке.
Да. У нас по традиции водятся черти, где мелко,
и обсценное слово – "критерий" - с любой стороны.
Со стены ( где красуется курица) лица ребят
чёрно-белым нечётким стоп-кадром случайного фото.
Я – последний из них. Я – осколок войны. Для чего-то
здесь на время оставленный Богом живой экспонат.
Невозврат. Антрацит равнодушного неба пожух.
Колосится рассвет на макушке облезлой высотки.
Наступившее утро становится выпукло-чётким.
Солнце лезет в окно. -
Я навстречу ему выхожу.
