Поезд Москва – Воркута мчался на Север, перестукивая на стыках колесами и напевая монотонную дорожную песню. Воровский расслаблено смотрел на мелькающие вдоль дороги деревья. В купе он был один – зима не сезон для прогулок на Север. Словоохотливая проводница, под утро, пробегая мимо, запричитала приятным русским говором: «Так чего же это вы, батенька мой, не ложитесь? А хотите, я вам чаю принесу горячего, индийского, хорошего, со «слонами». Воровский задумчиво оторвал взгляд от окна и посмотрел на проводницу. Та расценила это движение как одобрение и через несколько минут вернулась с подносом, на котором стояли пузатый фарфоровый чайник, два стакана тонкого стекла в серебряных подстаканниках и тарелочка с румяными пирожками. Поставив поднос на стол, она села напротив Воровского и по-хозяйски разлила чай по стаканам.

– Нам вообще дают всякую дрянь. – сказала она скороговоркой. - Но я достаю настоящий индийский. - и пододвинула тарелочку с пирожками. – Кушайте, кушайте, батенька, пирожки с чаем хорошо идут. А я посижу немного, следующая станция только через два часа будет.

Воровский взял серебряный подстаканник, отхлебнул чай. Это был настоящий индийский чай, душистый, вкусный, крепкий. Проводница, увидела, что он рассматривает подстаканник и сообщила, что эти подстаканники не железнодорожные, а ее личные и она поит чаем из этих подстаканников только самых лучших пассажиров.

Воровский улыбнулся и взял румяный и мягкий пирожок, разломил его пополам и замер. Это были пирожки с брусникой, такие, какие готовила его бабушка. Проводница испугалась, увидев его реакцию, и запричитала:

– Что-то не так? Это пирожки с брусникой, они свежие и вкусные, я сама их пекла.

Воровский откусил пирожок и воскликнул.

– Боже, какое чудо... Пирожки с брусникой, как давно я не ел таких.

Испуг проводницы сменился благодарной улыбкой, и она стала рассказывать, что эти пирожки с брусникой печет по особому рецепту, который узнала от своей матери.

Воровский задумался, погружаясь в далекое прошлое.

Вот маленькое таежное селение.

Он шестилетний мальчик держит в ручонках два румяных пирожка с брусникой, которые только что испекла бабушка в канун рождества. Он прижался щекой к изуродованной шрамами, руке, поцеловал и побежал к сестренке Танечке, чтобы поделиться таким богатством, ведь остальные пирожки можно будет попробовать только потом, когда придут гости, его ровесники.

Картина воспоминаний сменилась, бешено застучало сердце, он как наяву увидел морозное северное утро.

Утро накануне рождественского вечера.

Поезд, набирая скорость, выскочил на ровное болотистое место, колеса застучали резче, Воровский напряженно смотрел в окно там, у самого горизонта, где небо и болото сходились в одну линию, горело огромное северное солнце, наполовину выползшее из болота. Воспоминания и реалии слились в одну картину того предрождественского дня.

Вот он с другими ребятами идёт по неширокой просеке, посреди которой проложена катанка. Дорога, наподобие железной, только вместо рельсов были бревна, состыкованные друг с другом внахлест.

Дети идут по дороге, заглядывая под ветви близстоящих елей, высматривая рубиновые бусинки брусники. Пройдя очередной поворот, они вышли на просеку, в конце которой пылало огромное розовое солнце. Такое огромное, что не вмещалось в ширину просеки и цеплялось за ветви деревьев. Все восхищенно замерли и как завороженные любовались удивительным видом.

Его бабушка, высокая красивая женщина, перекрестилась и сказала:

– Господи, спаси! Какое чудо!

Женщины, забывшись, перешёптывались:

– Да, да, княгиня.

– Как прекрасно. Ах, сударыни, вы помните, как тогда в Финском заливе, в Рождество тринадцатого года, в канун юбилея дома Романовых, тоже было такое солнце, – запричитала Воронцова.

– Ну что вы, графиня, тогда солнце было ярче, – возразила её напарница, поправляя платок.

– Ну, конечно, сударыня, вы всегда правы...

Они заворожено смотрели, как огромное солнце медленно, цепляясь за ветки деревьев, выползало из глубины земли. Женщины разговаривали полушепотом, хотя вокруг чужих никого не было. Дети вслушивались в непонятные слова, прижимаясь к бабушкам и матерям. А когда солнце почти вырвалось из объятий деревьев, его бабушка смахнула рукой что-то со щеки и сказала усталым голосом:

– Пора, сиятельные, пора, надо еще успеть приготовить детям рождественские подарки.

Подняла оброненную на снег лямку, перекинула через плечо и грудь, подождала, пока остальные сделают то же самое, и, когда все были готовы, крикнула тяжело и резко «Но-о-о-о, родимые». Группа женщин напряглась, натягивая лямки, тележка грузно сдвинулась с места и покатилась, тяжело стуча на стыках. Длинные хлысты елей, уложенные на тележку, чертили на снегу полосы. Дети, бережно несли лукошки, наполненные мороженой брусникой.

Вечером того же дня дети ели чудесные пирожки с брусникой, которую они собирали красными от мороза ручонками в берестяные лукошки. Ах, какие сладкие были эти мороженые ягоды, а какие вкусные, ароматные и сладкие были эти пирожки...

Воровский вздрогнул и услышал, как проводница, продолжая рассказ, говорила о том, что рецепт этих пирожков её мать узнала его в лагерной больнице, где работала медсестрой. Рассказала, что как-то в больницу попала какая-то графиня или княгиня, которую зацепила падающая сосна, и та повредила руку. Рана была рваная, и руку хотели ампутировать, но её мать потихоньку от врачей сделала ей три укола пенициллина и рука пошла на поправку.

- А эта старуха оказалась совсем не вредная, несмотря на сомнительное происхождение. – доверительно сказала проводница. – Она мою мать многим премудростям научила, вот и про этот рецепт пирожков с брусникой рассказала. Проводница прихлебнула чай и сообщила, что рецепт выпечки таких пирожков ныне никто уже не знает, и она, может быть, единственная, кто помнит, как готовить пирожки с брусникой, расстегайчики и многие другие лакомства русской кухни.

Воровский грустно улыбнулся в ответ и, глядя в окно, добавил:

– Многое мы забыли, и не знаю даже, а надо ли вспоминать?