Тёмные времена. Часть 3, отрывок

- Клок зла.
Четко расслышал я. Силясь открыть веки, будто намагниченные вожделенным долгие месяцы сном. - Переместился или нет? – первое, что подумалось. – Почему я не могу открыть глаза?
- Клок зла.
Голос мне не знаком. Значит, варианта два: либо новенькая дежурная, либо я потерял сознание. Рассуждаю равнодушно, бесстрастно… Потерявшие сознание вообще способны рассуждать, да еще и слышать голоса? Значит, новенькая. А почему-таки я не открываю глаз?
- Клок зла.
- Клок, - сказал я тихо и напористо, но, голоса своего не услышал. Потрогать глаза руками – мысль пришла ко мне не сразу. И только я аккуратно приблизил пальцы к векам, как вдруг образовалась картинка.
Вокруг меня не было ничего, кроме пелены, походящей на светлое топленое молоко. Молочный туман. Следующее открытие смутило меня значительнее. Например, оказалось, что я ни на чем не стоял, при этом тело мое было расположено вертикально (относительно чего, с ужасом подумал я?), и руки мои были вытянуты вдоль туловища.
- Эй! – крикнул я наглым шепотом. И снова не услышал своего голоса. Поразительно то, что не услышал я его также и внутри тела. В груди, в голове ничто не резонировало.
Мне становится страшно, сказал я «про себя». По крайней мере, в этот раз отсутствие звука гарантировало примитивную связь с реальностью. Стоп. Но, кто-то трижды сказал «клок зла». Точнее «сказала». Я чувствовал, как хаос быстро заглатывает меня.
Что, если попробовать двигаться. Но попытка шевельнуть телом (видимость телесных колебаний отсутствовала) завершилась неудачей, как и манипуляция со звуками.
«Ладно», - я решил успокоиться. Хорошо. Это такая странная локация в виде молочного тумана или облака. Я вишу в облаке. В конце концов – что в этом дурного? Я рассуждаю, и вполне себе отчетливо мыслю. Теперь осталось дождаться, когда меня выбросит назад. И только в этот момент до меня дошло, что я один. Как ни странно, это открытие почти не возмутило меня. В голове оформилась сносная идея о тумане, в котором ничего не разобрать. Я, например, не мог отчетливо осознать, какое расстояние передо мной. Сто метров, пять, десять сантиметров? Вижу ли я вообще, - осенило меня? Определенно, эта локация вызывала своего рода иллюзии.
Где-то среди иллюзий в неизмеримом молочном пространстве повисли мои друзья.
На меня надвигалась, собранная из тумана надпись КЛОК ЗЛА. Она как бы выдавливалась в условном конце тумана и стремилась ко мне с отвратительно неизменной скоростью. По мере приближения (хотя мне и казалось при этом, что не надпись двигается, а я кручу в бинокль, уменьшая масштаб), конструкция слов обретала жёсткие грани. И вот уже огромные, в полтора раза больше меня буквы на расстоянии метра, но сделанные из кирпича.
Дергаться и кричать не получалось, что вызывало бешеный протест. Мозг, в отсутствие лучших идей, тревожно перебирал известные заклинания. Когда я был на варианте «сим-сим откройся», надпись коснулась пальцев моих ног.
Я не смог зажмуриться. Хотя внутренне, клянусь, я это сделал. Но, я ничего не почувствовал. Плод звуковой и, по всей видимости, визуальной фантазии, просквозил, словно меня и не было.
Будет, что рассказать, когда вернусь, усмехнулся я. Жуткая история о том, как сквозь меня просочились два слова. Засмеют. Вероятно, у меня могли начаться побочные эффекты от этих перемещений. Ведь никто не обладает даже ничтожным знанием, что именно с нами происходит в момент посещений локаций, куда попадаем, откуда возвращаемся.
Лучше мне смолчать про надпись. На следующий раз посмотрим, что произойдет. Вдруг, у меня действительно начинает «ехать крыша»? Интересно, где же все-таки остальные? И как много времени прошло, я чувствую, что не меньше получаса! Тревога начала забираться ко мне за шиворот, опять я инстинктивно задергался и закричал. В очередной раз безуспешно.
И тут из тумана вновь раздался тот самый женский голос.
 
***
 
- Есть два рода упражнений во всех, так сказать, речах: одни производятся над мыслями, другие — над словами, - сказал тот самый женский голос.
Я, между тем, оставался в подвешенном состоянии, не способный шевельнуться, вымолвить звук, любым образом обозначить свое отношение или желание.
Фраза, сказанная голосом тайной владелицы, застыла в воздухе. Нет, она не преобразилась на манер «клок зла» в буквенный монумент.
Текст звучал, беспрерывно повторяясь. Только повторялся он не от начала до конца, что воспринялось бы привычно и естественно. Все слова, звучали разом, брались единым аккордом, накрывали монолитной плитой.
При этом какофоническом, казалось бы, наслоении, каждое отдельное слово слышалось исключительно ясно. Постепенно, я начал осознавать, что впитываю нечто предельно откровенное, и в то же время уникально мелодичное. Это звучал смысл моей жизни, моя цель, моя единственная кристально верная реальность.
- Ну, хватит, - сказал женский голос. Меня выдернули из фантастического сна. Я ощутил тяжесть в теле, обретая гравитацию.
- Эти строчки останутся для вас напоминанием о том, как по-настоящему звучат слова. Вы можете двигаться. Хотя, здесь это не пригодится. Мы с вами находимся внутри хаоса. Использовать речь вы можете, но результат будет прежний. Чтобы говорить на территории хаоса нужно учиться. Собственно, учиться говорить заново. В каком-то смысле, это сложнее, чем учиться говорить малышу. Поскольку вы здесь впервые, у вас есть возможность избавиться от одной ненужной душевной ноши. От единственной. Хаос вас не знает. Войти в контакт с ним можно либо путем долгого обучения настоящему слову, либо, поделившись застрявшим глупым убеждением, иллюзией. Попробуйте. Можете не торопиться.
Я толком не понял, из чего выбирать и с чем бы я хотел распрощаться. Мои представления, убеждения и заблуждения выглядели достаточно банально для того, чтобы расправляться с ними. Воспоминания со всеми черными пятнами я трогать не хотел. Что же тогда. Заблуждения? С точки зрения этой особы, представляющий хаотичный мир, я и сам заблуждение, пожалуй. Однако, неудобно, что я не умею говорить, засмеялся. Не спросить, не посоветоваться.
- Ваши мысли, Сергей, очевидны. Спектр ваших рассуждений, выводов, догадок, тонок, как полоска бумаги. Это не должно быть обидно для вас. Представьте мир, всегда говорящий с той значимостью и весомостью, с каковой была прочувствована вами фраза Дионисия Галикарнасского. Не представите. Я помогу вам. ..
А я незаметно отвлекся. Позорный непрофессионализм! Я вдруг зачем-то подумал, как же было возможно не моргать всё время, пока я оставался без движения. Глаза должны были бы чувствовать непереносимую резь.
- Об увлажнении роговицы вспомнили. А ведь для хаоса вы, очутившийся здесь непрошено, не значите ничего, ни малейшей ценности для хаоса в вас нет. И тут же вас нет. Вы похожи на героев ваших компьютерных игр, которые в самом начале обычно в полусознательном бреду, не имея ресурсов и друзей, оказываются в неизвестной местности, где им открываются ближайшие цели. Так и вы, подвешены в хаосе, незаметны, неразличимы. Вникаете?
Кое-как вникаю, подумал я. И ощущал себя соответственно - ничтожеством. Но со мной говорили, даже поощряли. И есть вариант, что я отсюда выберусь. Что, если избавиться от страха смерти? Может быть, вообще от страха? От чувства вины? От навязчивых удерживаний своих волеизъявлений?
- Вы хотите анестезию. Я понимаю. Но вы не туда смотрите. Не там ищите. Современный человек плетет мрачную паутину вокруг своего сознания, запутываясь, забываясь, захлебываясь. Зачастую, прекращает жить еще при жизни. Признаться, мне любопытно наблюдать, как вы, с одной стороны нехотя и презрительно, а с другой, заинтригованный возможными преимуществами, ковыряетесь в концепциях
Ну, вот, - подумал я, - тут еще, и соответствовать требуется. А, может быть, отказаться от лени? Став трудоголиком, я, наверное, достигну многого. Или, может быть, исключить сон? Интересно, считается ли здесь бессознательное время бременем. И мы, скажем, заблуждаемся относительно его могучих компенсаторных функций. М-да, не идет дело.
- Хаос способен забрать у вас идею, которой вы маетесь, которая точит вас, сжимает и душит.
Не знаю, сдался я. Крупнокалиберных задумок немало. Вооружаться на борьбу со злом или поиск алхимического камня мало кто готов. К тому же у каждого своя война и свои камни, и сосредоточены они, преимущественно, в организме.
- В начале ваших игр герой наделяется одним из уникально абсурдных убеждений. Его поступки, принятые решения от мизерных до эпических, подчинены особенному грифу – миссионерству. Смысл жизни. Оправдание существования. Тоска по якобы ключевому параметру жизнедеятельности одного индивида, отравляет организм. Мужчины открывают новые законы физики, или усыхают, нажав на паузу в постижении мира, ведь энергичное сотрясение земли не откроет истину; посвящают себя религии, медитации, отравляя свой разум дурным коктейлем из свободного дыхания и символа трансцендентности. Женщинам общество позволило снизить градус тревоги, увидев в их способности физически производить потомство – далёкий, но все же образец воплощения миссионерства.
Гениально, - подумал я. Пустота была хоть чем-то заполнена. Оставить дрожащие сомнения, такую игрушку отдать. С другой стороны…
- С другой стороны, есть и другие, не менее бесполезные ноши. Как только определитесь, мы расстанемся. Можете, оставить всё, как есть. Но, тогда вы возвращаетесь обратно.
Вот так история, - засуетился я. Тогда – обратно. А не тогда – куда? Этот голос, чем дальше дело, тем искуснее принуждает меня сделать один шаг. А вопросы то один круче другого. Над каким думать. И я еще столько всего не выяснил. Но, ведь мы никуда не торопимся, как я помню
- Если вы решаете расстаться с ношей, хаос извлечет вас.
А можно вас увидеть? – неожиданно подумалось у меня. И тут я ощутил резкий толчок, отлично знакомое переживание выброса. Давят, разозлился я. Заставляют. Скажите хоть, кто вы, - крикнул я мысленно. Я согласен избавиться от поиска смысла жизни!
- Я не сомневалась. Хочу напоследок прояснить для вас, что не я произносила «клок зла». А то, что вы слышали якобы мой голос, так это потому, что вы пользоваться словами не умеете, вот хаос и предложил вашему восприятию единственно возможную здесь «озвучку» – мою. Но, это не всегда так. Не всегда только я здесь. Кстати, слова, ползущие вам навстречу, не были иллюзией. Хаос не определил физический источник, произносимого голоса и предложил для сказанного никем свое решение.
И тут в ушах загудело, туман начал быстро густеть и крутиться, я провалился в какой-то полусон, в котором мне почудилось, как женский голос насмешливо объяснял кому-то, что люди настолько брезгуют настоящей жизнью, что не в состоянии по голосу узнать собственного… и, обидно, собственного «кого», я не расслышал.
 
***
 
- Николай Николаевич.
- Сергей Антонович. Севастьянов, - уточнил я.
- Что такое «Севастьянов»? - с любопытством спросил профессор.
- Что значит? Фамилия, - изумился я. Моя фамилия. Однако, учитывая странности происходящего, не удивлюсь, если вы не знаете о таком понятии.
- Ну, почему же, странности, - ответил профессор.
- Много нового. Правду сказать, иная реальность. Пожалуй, вы правы, человек привыкает к порядкам. Всякое серьезное изменение, особенно неконтролируемое самим человеком можно назвать странностями. Но, это будет неверно. Новый мир, мозги отдыхают, - попробовал пошутить я в конце своей, немного пафосной речи.
- Что такое фамилия, мне досконально известно. То, что вы назвали – не является фамилией, это какое-то чужое, вычурное слово.
- Помилуйте, Николай Николаевич, что же вы тогда называете фамилией?
- То же, что и вы называете. Мое имя и фамилию. Мое имя - Николай, а фамилия – Николаевич. Это совершенно просто!
- Любопытно. Но у нас тоже есть то, что вы называете фамилией. Только мы называем это отчеством, своеобразная память о предыдущем мужчине в роду. Я - Сергей Антонович. Мой папа – Антон.
- Поразительно. У вас с вашим предком разные имена? Это выброшенное в никуда время целого поколения. Вам приходится начинать все заново, как слепому впотьмах искать тропу. Идти, что называется, «своей дорогой»?
- От мучительных поисков своего предназначения, - улыбнулся я, - я избавился. Не знаю пока, насколько это изменило мой мир.
- Подумать только! Как интересно! Но, исключительно сложно и, в общем, напрасно, - поморщился Николай Николаевич.
- А я-то решил, что вы здесь обо всем осведомлены, так сказать, - смутился я туманностью фразы.
- Не стоит смущаться, - успокоил Николай Николаевич. Мы «здесь» осведомлены. Хотя, я даже имею кое-какое преимущество, - подмигнул он. Могу – знать всё. Могу, как и вы, какой вы есть теперь, знать только одно направление. Честно говоря, я вам завидую. Сейчас вы что-то вроде плоской фигуры, вырезанной из бумаги. А когда осознаете точку времени, и научитесь быть «всегда», ух... наверное, оно и пробирает, - вскрикнул он восторженно, и осёкся. – Что же это я всё болтаю. Сергей Антонович, добро пожаловать в институт времени! Проходите, осматривайтесь, располагайтесь.
Место, где я оказался и мог, по любезному предложению Николая Николаевича, «проходить, осматриваться и располагаться», напоминало типичный профессорский кабинет. Массивная дверь, тяжелые тёмно-багряные шторы на окнах свисали с внушительных размеров гардин. Уважительно прямоугольный с плавной выемкой для единственного кресла профессора стол: наверняка сделан из благородного дерева. Идеально ровный, цвета вишни паркет, по которому хотелось провести рукой, чтобы ощутить его неумолимую долговечность. Высокие, под потолок этажерки для книг занимали обе стены справа и слева от окна. Странно, однако. Я только теперь разглядел, что полки были пустыми.
- Профессор, извините за любопытство, а где же вы храните книги? И для чего нужны полки, если они совершенно пусты?
- Книги, - задумался на секунду профессор. Затем он осторожно подошел к одной и полок, вытянул руку вверх, вытянулся сам, даже приподнялся немного на носках туфель. Очевидно, что-то нащупав, он принялся осторожно, точно боялся повредить несуществующий предмет, поглаживать пустое пространство.
«А Николай Николаевич-то со странностями», - подумал я.
- Это одна из моих любимых, - довольно простонал НН, - трактат о строении всех устройств. Понимаете ли, дорогой Сергей Сергеевич
- Антонович.
- Простите меня, конечно! Так вот. Сергей, Ан..тонович,- было слишком заметно, как неохотно он выговаривал мое неправильно отчество. - Понимаете ли … друг мой, - продолжил он, облегченно вздохнув. Я полный профан в том, что называется, управление материальным миром. Тут, конечно, еще вопрос, что есть материальное, но сейчас не это важно. Банальные вещи – кабинет организовать, стоило мне тяжелых усилий. И все дело, видите ли, в том, что я попросту не уверен, что и куда именно нужно поставить. Каждый раз адскими, поверьте, муками мучаюсь, когда вижу, что стол наверняка стоит невыгодно относительно окон. Так вот, чтобы передвинуть его, я могу сомневаться годами. Но, так и не передвинуть.
- Позвольте, профессор, мне совсем обнаглеть и уточнить еще раз. Полки пустые. Там совершенно ничего нет. Ни единой книги, ни корешка, ни листочка.
- Правда? – профессор, который в процессе беседы развернулся ко мне и даже приблизился на пару шагов, выкрутил шею и уставился на полки. – Да. Абсолютно пустые.
- Для чего же они? И зачем вы делали вид, будто трогаете экземпляр?
- Мне книг иметь не положено, - равнодушно обронил профессор, и, как мне почудилось, немного деланно. – Будучи «всегда», я могу обладать любой информацией.
- Вы уже говорили, что можете знать всё. Но, почему вам здесь нельзя иметь книг, если вы можете открыть любую книгу «всегда»? – умничал я.
- Говоря скучным языком банальности, меня ЗДЕСЬ попросту нет.
Чего-то подобного я ждал, исподволь надеясь, что этого не произойдет. Заметив обескураженное выражение моего лица, НН поджал губы и прошел, чтобы расположиться в кресле за столом. Вид его был наполовину разочарованный наполовину торжественный.
-За фокусника меня держите, значит, - немного язвительно, но без злобы в голосе начал профессор, - за мага, чародея, гипнотизера, и так далее…
- Да я, наоборот, хотел бы выяснить…
- Ладно, раз уж так,- перебил меня НН, - раз уж так… раз меня здесь нет, то и вас здесь нет. Будьте любезны, убедитесь
Поначалу я недоверчиво косился на профессора, ожидая любых изменений. Всё оставалось так, как есть. НН смотрел на меня и был здесь, а значит, был здесь.
- Хорошо, - решительно встал НН, - подойдемте, пожалуй, к этим одиноким пустым книжным полкам, - он пригласил меня жестом руки.
Я начал вставать, недоумевая, и ужаснулся. Мое тело исчезло! Я не мог видеть его, несмотря на то, что физические ощущения оставались привычными. При этом чувствовал я себя замечательно. Перемещаться, не видя себя, поначалу казалось нелепым, но тревога быстро прошла, когда я убедился, что могу продолжать спокойно совершать любые манипуляции.
- Попробуйте теперь доказать кому-нибудь, что вы есть – никто не поверит. Всего, что человек не способен воспринять своим скудным набором чувств, он не ведает. Догадывается до малого. А вот непривычные, искаженные формы существования – преследует, чтобы посадить на цепь, заставить размножаться, причем желательно золотыми яйцами, - резюмировал НН, слегка посмеиваясь.
- Всё равно, для вас я здесь, а, значит, это факт - железным голосом сказал я.
- Любите вы рассуждать и доказывать. И, самое смешное, зачастую считаете эти доказательства основами существования вашего вида. Впрочем… Вот вам обратно ваша оболочка. Будьте «здесь» в естественном для себя варианте.
- Фу-х, - вырвалось у меня, - да, так гораздо лучше, не буду скрывать. Если вы не против, я бы очень хотел задать вам парочку вопросов, которые серьезно меня донимают, - сказал я примирительным тоном
- Представляю, сколько у вас вопросов! - улыбнулся Николай Николаевич.
- Столько, что я теряюсь, с чего бы мне начать, - признался я.
- Понимаю вас. Вы спрашивайте, что хотите, а там, глядишь, окажется, что вопросов не так и много.
- Ни условий, ни правил, никаких подводных камней? Всё так просто, - усомнился я. - Тогда весь вопрос во времени. Вашем и.. , - я замешкался, - возможно, здешнем.
- Вас интересует именно вопрос времени? Замечательно. Так, могу сразу заверить, что времени у меня и «здесь» столько, сколько вы пожелаете. Один одарённый учёный не так давно сделал открытие: «Время во Вселенной не распространяется, а повсюду появляется сразу. На ось времени вся Вселенная проецируется одной точкой». Жаль, до следующего простого вывода он так и не сумел дотянуться, даже предположить постеснялся. А, ведь, казалось бы, оно на поверхности. Феномен времени невозможно объяснить понятиями, прямо или косвенно определяющими феномен времени. Например, слово «начать» употреблять запрещено.
- Что за решение? – поинтересовался я, - толком не соображая, что означает вышеизложенное Николаем Николаевичем.
- Простое решение. Что-то существует везде и сразу, и оно существует всегда. Честно говоря, он и первое постановление убедительно обосновать для своих коллег так и не сумел. Для вас, если что-то появляется везде и сразу, из этих данных то никак логически не вытекает, что-то появляется всегда. Однако, это, действительно, так и есть.
- Я мало, что понял, - сознался я.
- Немудрено, - серьезно откликнулся мой собеседник. – Но вы затем здесь и находитесь, активировать умение быть «всегда». Далее не нахожу причины запутывать вас тайнами и загадками. Я расскажу вам притчу* о времени, и вы сами дойдёте до сути.
В очередной раз мы свернули по воле профессора на тропу его рассуждений, а интересующие меня вопросы я снова не успел даже обозначить. Что ж. Имеет смысл вести себя сдержанно, к тому же я чувствовал, а профессор, и вовсе прямо заявлял, что нахожусь я здесь по некой весомой причине.

Проголосовали