Пять лет провёл я в марокканской деревне неподалёку от моря. Пять лет ада, среди жителей деревни, коих я склонен называть нелюдями. Эти люди веками не ведали иного ремесла, кроме разбоя и работорговли.

Мучения закончились, когда в трёх милях западнее Мадейры французский бриг «Ля Пантер» настиг пиратскую фелуку. Команду побросали в море, старшего повесили на рее. Именно так обращались с марокканскими корсарами.

В конце третьего дня пути, когда мы миновали Гибралтарскую скалу, после безветрия вдруг при ясном небосклоне налетел шквал, который завертел двадцатипушечный бриг, как шкатулку. Причём небо оставалось безоблачным. Вскорости шквал стих. Все мы облегчённо загалдели, сгрудились на баке.

О том, что случилось потом, давно не решался повествовать, ибо это не укладывается в рамки здравого смысла. Читатель волен предположить, что я лгун или просто выжил из ума.

Сначала — туча. Очертаниями напоминала крабью клешню, а цвета была иссиня-чёрного. Веселье стихло: туча набухала, словно накачивалась влагой, как гигантское хищное растение, неслась по небу со скоростью, небывалой даже при шквальном ветре, хотя царил штиль. Когда она закрыла солнце, хлынул недобрый мрак, который случается в часы затмения солнца. Судно очутилось в центре купола мглы.

Замерший на месте корабль, сдвинулся с места. Шпангоуты заскрипели, словно их сдавила незримая сила. Я не сразу понял, что движение было не вперёд, а по кругу. Причём, паруса по-прежнему висели безжизненно. Движение становилось всё быстрее, казалось, нас сносит в гигантскую воронку, хотя поверхность воды была ровной. Невозможно передать это: стремительное движение при неподвижности вокруг. Наконец вращение стало таким, что окружающее слилось во вращающийся вихрь. Меня притиснуло спиною к бизань-мачте. Запрокинув голову, я к ужасу своему увидел прямо над собою нашу палубу и распростёртых на ней людей, себя в их числе. Однако это не было отражением! Люди ТАМ не повторяли наших движений. И я увидел, как Я, там, за туманной кисеёй, привстал, цепляясь за мачту. То же происходило с другими. Они поднимались и бродили по палубе на подкашивающихся ногах. Однако не все. Большинство так и оставалось распластанными на палубе. Кажется, они были мертвы. Я попытался приподняться, однако руки и ноги были тяжелы и недвижны. Страха не было. Я смирился со скорым и неизбежным концом Случилось иное. Дымка, опутавшая бриг, стала густеть и через считанные минуты стала непроницаемой. Я закрыл глаза и погрузился в сон…

***

Проснулся от жары и слепящего солнца. Не сразу понял, что нахожусь в шлюпке, что в руках вёсла, вокруг океан, а передо мною — спина другого гребца.

«Эй, — осторожно сказал я, — где мы сейчас? Можешь сказать?»

Спутник мой ответил только на третий раз.

— Почём мне знать. Там земля. Часа за три доберёмся, авось. А там — проваливай с Богом.

Я узнал его. Это был Жерар, матрос-сигнальщик с брига.

— Хорошо. Только ведь там остров. Так что провалиться-то мне некуда.

— Провалится всегда найдётся куда, чёртов чужеземец, — Жерар поворотился и ощерил редкие от цинги зубы. — Хватит трепать языком. Доберёмся до берега — катись от меня подалее.

— Что я тебе плохого-то сделал, Жерар?

— Глотку заткни! — взревел Жерар. — Я нанялся на пять лет, и в Марселе я должен был получить расчёт за пять лет плаванья и вернуться домой. И всё было бы так, если бы на нашем пути не оказалась ваша фелука. Я давно слыхал, что марокканцы принуждают невольников продавать душу дьяволу!..

Он зашёлся в кашле замахал руками, я же почёл за благо разговор не продолжать.

***

Островок оказался крошечным и безжизненным. Клочья кустарника в расселинах скал, всё прочее крыто слоем спёкшегося вулканического пепла.

На плоской вершине скалы — маяк, в котором жил его служитель, грек Вангелис. Он и сообщил мне то, что надолго лишило меня дара речи. Островок тот располагался в полутора милях от большого острова Сантори́н. Мне приходилось бывать на том острове, и я отлично помнил, что от него до того места, где нас застиг шквал, пять суток пути при попутном ветре. Пять суток пути, который мы прошли за час с небольшим! Можете представить?! Так вот, по его словам выходило, что в заливе, внутри подковы Санторина — выход из какого-то «морского колодца», что сам он там не бывал, слава Богу, но те, кто побывали, а он знавал таких, уже не могут жить прежней жизнью.