В тот день мы шли вдоль небольшой лесной речушки. Она то бежала рядом со звериной тропой, по которой уверенно шагал Молчун, то резко петляла и исчезала в лесных зарослях. Лес был старый и уже умирал. Часть лесных великанов, ещё стояла сухими, безжизненными стволами, другие уже валялись, образуя на месте своего падения прогалины, в которых нетерпеливый подрост осины тянулся к солнцу непроходимыми зарослями. То тут, то там был слышен стук дятла, добывающих личинок жуков, в обилии водившихся в мёртвой древесине. Идти по такому лесу было тяжело, нужно было постоянно перебираться через колодины и кучи хвороста. Я, уже привычный к долгим переходам, неимоверно устал и мечтал о скорейшем привале, тем более солнце поднялось довольно высоко. Но тут в воздухе появился лёгкий запах гари. Молчун, тоже уловив запах дыма, остановился и обернулся ко мне. «Похоже, лес горит. В таком месте это рано или поздно должно было случиться. Видал, сколько дров валяется. Странно, что ещё до этого не сгорело. Однако прятаться надо. А то туго нам придётся». Я растерялся, мне ни разу не приходилось сталкиваться с пожаром в лесу. Молчун же резко свернул и, невзирая на препятствия, прибавил шаг. Довольно скоро мы подошли к речушке и стали не спеша идти вдоль её петляющего русла, с тревогой поглядывая по сторонам.

Тем временем пожар надвигался на нас. Вот уже большой и разноголосой стаей пролетели птицы. Вниз по течению, громко визжа, пробежала семья кабанов, а вслед за ними и пара испуганных косуль. Вот уже небо потемнело от дыма наступающего пожара, а затем появились и первые языки пламени. Они неуверенными рыжими зверьками то тут, то там пробегали по опаду и валёжнику, местами исчезали и казалось, что ничего больше уже не произойдёт, однако кое-где огни цеплялись за кучи лесного хлама, высушенного солнцем и ветром и занимались большими и дружными кострами. Жар от огня нарастал и мой спутник забрёл в воду по колено. Я последовал за ним. Авангард огня уже ушёл далеко вперёд от этого места, и с первого взгляда могло показаться, что всё уже позади, но тут началось самое страшное. Огонь, затаившийся среди отмерших стволов и ветвей, набирал свою силу и те немногие живые деревья, что, казалось бы, уже миновали свою погибель, разогретые низовым пожаром испаряя смолу из коры и хвои, вспыхивали гигантскими факелами с сильным гулом. Ууууххххх. Столб пламени взмыл к самому небу. Это вспыхнула старая, но ещё зеленая пихта. Уууухххх, пламя рвануло, вверх разбрасывая вокруг гигантский сноп искр - загорелась величественная ель. И так одно дерево за другим, одно за другим. То тут, то там огромные столбы пламени, бушующие на стволах, заполнили всё вокруг нестерпимым жаром и дымом. Стало темно. Нечем было дышать. Нам ничего не оставалось, как забрести в воду ещё глубже. Чтобы хоть как-то спастись от невыносимого жара, я и мой спутник время от времени окунались с головой в воду, да и дым над самой поверхностью был не таким густым, редкие же порывы ветра приносили драгоценный глоток чистого воздуха. Так, не выходя из воды, преодолевая не сильное, но всё же чувствительное течение, мы брели дальше и вот через некоторое время всё же пересекли фронт огня, осыпаемые искрами, раскалёнными углями и головёшками, задыхаясь и кашляя от гари, и лишь только стало возможным, выбрались на обгоревший берег и двинулись дальше. Мокрым, выбившимся из сил, всю оставшуюся ночь нам пришлось брести по ещё дымящимся останкам леса, изредка натыкаясь на изуродованные пламенем тела лесных жителей. Идти было тяжело. Мучил удушливый кашель. Время от времени, не выдержав запаха гари, одного из нас мучительно тошнило, а без того тяжёлое состояние усугублялось сильной головной болью. И лишь только когда забрезжил рассвет, мы вышли на луг, не тронутый огнем.