На Крестовском холодно сегодня, ветер задувает за пальто,

Но хлопочут чайки всепогодно, падкие на подовый батон.

Люди у перил лениво крошат, рассыпая мякоть за карниз,

И кружатся чайки суматошно и кричат, в пике срываясь вниз.

 

 

Я принципиально без батона, может быть, подобен был брюзге...

И взираю с высоты бетонной с жалостью на хлеб, и на багет.

Память режут мне сороковые, дней блокадных скорбный, тяжкий крест,

Новый год и, к счастью, все живые, за окном сердито дул норд-вест...

 

 

Иней на стене и коркой плесень, у буржуйки - сломанный комод...

На подходе пара старых кресел,- сорок первый мебель жёг зимой.

Скатерть на столе в косую клетку, и чадит немыслимо фитиль,

Мать в сердцах ругает дым за едкость, мой живот от голода мутит.

 

 

Люди шли в убежище под вечер, наш квартал который день бомбят.

Мы остались, всем противореча: взрослые и несколько ребят.

Стол придвинут к плюшевой кушетке, мать слаба, десятый день лежит,

И дымится суп налитый жидкий, что спасал нам в день блокадный жизнь.

 

 

Рёв сирен звучал без промежутков, мы дрожа, молись всем святым...

Шквал огня летел шрапнелью жуткой, на полу разлитый суп застыл.

Мать стеклом порезана немного, говорит: - Сидеть нам недосуг,

Вой затих сегодня, слава богу, собирайте, дети, с пола суп.

 

 

Хлеб раскис накрошенный в баланду, нет его вкуснее в этот миг...

Скрупулёзно собран был командой детских рук, чтоб маму накормить.

Но она, отвергнув суп целебный, всё твердила: - Я не голодна!

В феврале, не тронув карты хлебной, умерла, спасая жизнь сынам.

 

 

Поселились вскоре на погосте меньший брат, отец, потом сестра...

Часто к нам захаживала в гости по соседски смерть, шепча: -Пора.

Таял снег апрельский, непокорный, в целом свете я теперь один,

В дом зашёл с осмотром здешний дворник, сдал в приют, чуть смерть опередив...

 

 

И с тех пор я знаю цену хлебу, помня, как равнялась булке жизнь,

Говорю "спасибо" тихо небу, что остался в этом пекле жив.

День нахмурен, ёжится, как зяблик; снег, срываясь, кружит над рекой...

Я принёс крикливым чайкам яблок. Дольки бросив, им машу рукой.

 

В стихотворении использован материал из очерка российского историка, филолога ИМ Ильинского " Истории блокадного Ленинграда."