Конкурсное. Моя первая работа в прозе. История реальная, поэтому особенно дорога мне.

* * *

 

Вечерело... Потихоньку сумерки затягивали маленькое небо над нашим посёлком: что казалось, вот-вот всё стянется и завяжется шнурком на крепкий узел. Не видать нам тогда звёздного неба.

 

Как же? Ведь завтра мы собираемся с нашей классной Викторией Ивановной на крыше школы наблюдать за звёздами. Она у нас, конечно, странная и за глаза мы называем её "Косой Ивановной" за ярко выраженное косоглазие, но в глубине души очень любим. И она клёвая! Больше всего на свете она любит свою работу учителя астрономии и, конечно, нас. Мы подолгу смотрим на звёзды, такие далёкие и яркие, даём причудливые названия созвездиям. Она всегда нас мягко поправляет. А мы всё равно дурачимся. Что с нас взять? Ду-ра-ки...

 

Мы брели по неосвещаемым улицам, фонари здесь не горели уже давно. Всё как-то враз опустело и замерло в нашем некогда живом уютном посёлке. Геологоразведка закрылась. Все разъехались кто куда, распалась наша шумная ватага мальчишек и девчонок с "двадцатьперки". Жили мы в районе двадцать первой геологоразведочной экспедиции, поэтому за нами крепко закрепилось это название. Мы жили весело, дружно и чужакам себя в обиду не давали. А они нам тихо завидовали. Ещё бы! Ведь в нашем районе была дробилка, целые склады со всяким старым оборудованием и грудами красивых камешков, различных по форме и таких небывалых расцветок. Но завидовали они не поэтому. Склады стояли плохо заколоченными и никем не охраняемыми, так как ничего ценного там уже не было. И вся наша ребятня любила шлындать туда, несмотря на запреты взрослых. А мы были вообще самые счастливчики! На одном из больших складов у нас был штаб. Это потом уже мы ходили туда целоваться с мальчишками, а тогда это был самый настоящий штаб, где решались все злободневные вопросы. Старшаки собирали нас зелёных, давали нам указания, а иногда взбучку за драки внутри нашей дружной команды. Но все друзья разъехались, а мы остались. Ехать нам некуда, потому что мы – казахи. А раньше все мы были просто детьми - не казахами, не русскими, не украинцами, не немцами... Просто друзьями, братьями - командой!

 

Но тогда мне взгрустнулось совсем не поэтому. Мы брели по улице, дорогу нам освещала молодая луна. Мелко порошил снег, искрясь в лёгкой морозной дымке. Мы с сестрой шли, ловя ртом холодные снежинки и всё время жмурились, прищуривая глазки. В эти маленькие щёлочки смотрели на снег, пустынную улицу, и всё казалось таким сказочным и волшебным. Мы держались за руки. То ли от этих прикосновений, то ли от того, что скоро новогодние праздники и каникулы, на душе было так тепло и радостно.

 

С тех пор, как после операции, отец остался без работы, многие обязанности легли на наши хрупкие плечи. Но у нас была настоящая семья - родители и пять дочек. Мы любили шутить, что у нас семь "Я". И мы никогда не сдавались. Мама пекла пирожки на продажу, мы носили их на вокзал к поездам.

 

В тот вечер мы возвращались со станции, было немного обидно, что поезд задерживался на неопределённое время, а по вечерам мы не выходили на перрон. Детей гоняли сотрудники линейной милиции. И днём гоняли, но мы же шустрые - бегали. Пирожки остались непроданными, будем есть их на ужин. Из глубин сумки вкусно пахло пирогами, сегодня мои любимые - с капустой, а ещё с ливером и картошкой. Но мне уже совсем не хотелось пирожков. Надоели.

 

Я часто с грустью смотрела в окна вагонов, на людей в купе по-домашнему одетых, таких весёлых и беззаботных. Мечтала, что когда-нибудь у меня будет много денег, я куплю билеты, и вагон умчит нас всех от этой серости и непогоды в большие города с их шумом и яркими огнями. Я никогда не была в большом городе, но мечтала об этом. И тогда мы не будем есть пирожки, а будем есть бутерброды с колбасой, сыром и чем-нибудь ещё, густо помазанные настоящим сливочным маслом, а не этим противным спредом "Рама". Фу, гадость! Ещё и рекламируют так, хлеб и "Рама" - ничего вкуснее не ели! Бедные люди! А мы ели, раньше... вкусное масло на ароматном тёплом хлебушке с хрустящей корочкой! А сегодня опять пирожки...

 

Из приятных воспоминаний и мечтаний о большом светлом будущем вытащили меня тяжёлые шаркающие шаги за спиной. Я повернулась. Из тёмной глубины двора вышли двое крупных мальчишек хулиганистого вида. Мне они были незнакомы. Я была неробкого десятка и, в случае чего мы с сестрой могли постоять за себя.

 

"О, вокзальные идут! - сказал тот из них, что встал на нашем пути, перегородив дорогу, - ну что, много сегодня наторговали?" "Отвали! - сказали мы с сестрой одновременно, дав понять, что нисколечко их не боимся, - не было поезда, знаешь ведь". Тогда он, грубо развернувшись, со всей дури пнул сумку. И, плотно укрытые маминой заботливой рукой, ещё горячие пирожки рассыпались на грязном, ещё не схватившемся морозом, снегу.

 

Тут же со двора выбежала грязная псина и начала жадно их есть. Я села и заплакала, прикрыв лицо ладонями. Нет, мне не жалко было пирожков голодной собаке, мне было обидно. Как тогда, когда соседский мальчишка Бахтияр проткнул мне руку вязальной спицей и кровь капала в сугроб. Я тогда тоже плакала не от боли, а от обиды, что не смогла постоять за себя. Рана на руке быстро зажила, лишь небольшой шрам напоминает о той обиде. ДУ-РА-КИ...

 

А сестрёнка прижалась к грязной облезлой шёрстке собаки, щедро угощая её вкусными пирожками. Может, эта собака никогда уже не поест ничего вкуснее в своей собачьей жизни. И стало так жалко её, а себя совсем не жалко. Нас ждало светлое будущее! На самом высокоскоростном поезде мы навсегда уедем отсюда в большие города, от этих дураков, и всё у нас будет хо-ро-шо!..

 

Мы уехали. Все выросли. И у нас всё теперь хорошо! Только отец с самой младшей из нас сошли с поезда и отправились в другие дали, к звёздам с причудливыми названиями. Они смотрят на нас оттуда и мягко поправляют нас, когда мы что-то делаем не так и садимся не в те поезда. Осталась незатянутой только одна рана. Семь "Я".

 

P.S. С тех пор прошло много лет. Я часто скучаю по маминым пирожкам и напрашиваюсь в гости на мои любимые - с капустой.