Ты сидишь у меня на коленях,

как на краешке пристани.

Ворожишь, доводя до каления

волн гирлянды, немой прибой...

Миражи на просвет каменеют -

с тонкой ниточки пристально

целит в душу лукавым оленьим

долгим взглядом куриный бог.

 

Ты соскальзываешь и взлетаешь,

отрекаясь от бремени.

Безнадёжно грешны пристанища

всепрощающего «бери меня».

Примостился божок без имени

на ладони. Кому достанешься:

мне, волне, недолётом камешка

побережью Феллини в Римини?

 

Режут царства небесного лезвия*, -

там безгрешная братия,

сквозь ушко’ не верблюдом пролезу я, -

просочусь бестолковой мольбой.

Прошепчу в приоткрытую дверцу

наудачу простое заклятие:

«Возвращайся. Останься. Доверься».

 

И взлечу за тобой.

 

*«Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное» (Евангелие от Матфея, гл. 19, ст. 24; Евангелие от Луки, гл. 18, ст. 25)

 

 

Спалось

 

Спалось... Но врозь.

Сочилась безысходно

воспоминаний мёртвая вода.

Травой пророс,

ощупывая сходни,

дождь переспелый, пьяный вдрабадан.

 

А за спиной

печаль за грань причала

плескала переклик дурных вестей.

- Спи, мой родной.

Нельзя начать сначала, -

ты говорила, уплывая в тень.

 

И, словно лист,

в подножьях серых сосен

заблудший,

вездесущие ветра

мой сон несли,

помножив дождь на осень,

в холодный плен потухшего костра.