Когда я родился, на небе светило пять лун. Первым ко мне подошёл Кайл. Он ткнул пальцем в моё обнажённое тело и сказал:

- Смотри!

И я посмотрел. На бледном розовом фоне неба светила яркая жёлтая полная луна. А поодаль от неё светило ещё пять. Каждая из пяти была такая же, как моя, только на двух из них виднелись тёмные, словно ржавчина пятна. Сначала я подумал, что это жук проел оболочку цветка в надежде найти под ней лунный нектар, и, напившись вдоволь сладко-кислого уксуса, уполз обратно к себе, оставив разочарование внутри и открытое горлышко бутылок ночных светил моих братьев и сестёр.

Затем ко мне подошла Кайла и, так же ткнув меня пальцем в бок, повторила слова брата:

- Смотри!

Я посмотрел снова на свою жёлтую абрикосовую луну и заметил там, в глубине, маленькое родимое пятнышко, которое в будущем могло вырасти в большую и нездоровую опухоль. Сейчас же оно просто просвечивало изнутри и не несло в себе никакого смысла.

- Мне всё равно, - сказал я Кайле и уполз к себе.

Каждую ночь Кайл и Кайла приходили ко мне, чтобы показать на луну. Но кроме новых родимых пятен я на ней ничего не видел. Зато видел на лунах родных новые откупоренные горлышка бутылок, из которых с удовольствием пили другие жуки.

- Откуда они прилетают? – спросил я Кайлу, пока Кайл заворожено созерцал ровный поток света, исходивший от моего светила.

- Мне нужна твоя жизнь, - бессмысленно шептал Кайл, сидя на земле и задрав голову к небу. – Мне нужна твоя жизнь!

Но Луна пела и не хотела говорить с Кайлом ни про жизнь, ни про смерть. Однажды она выльет ему на голову ушат золота, так что золотой мальчик превратится в бронзового волчонка. Я опасался за его жизнь и разум. Кайла беспокоилась за нас обоих.

- Это зайчонок, - улыбалась Кайла, когда слышала, что рядом с ущельем пробегают чьи-то быстрые ноги.

- Давай догоним, - предложил я однажды, надеясь хоть одним глазком взглянуть на живого лунного зайца.

- Зачем? – удивилась девочка, рассматривая рисунок на моей щеке. Он теперь так вырос, что невозможно было дальше не замечать сиреневый выступ и орлиный нос. – Ты меняешься, - подвела она итог своего изучения моей внешности.

Мы сидели прямо на каменном дне ущелья, я контролировал оба входа-выхода; она - только одно. То, возле которого сидел Кайл и так беззвучно скучал на чужую луну. Иногда мне казалось, что его собственное светило нисколько не заботило. И если завтра окажется, что ржа вместе с жуками съела всю его оболочку, то Кайл даже не заметит этого, в каком-то благоговейном экстазе наблюдая чужой свет.

- Где остальные братья? – спросил я на третье лето своего рождения. Меня, как и прежде, навещали лишь Кайл и Кайла; днём мы спали, ночью сидели и думали.

- Я не знаю, - девочка улыбнулась так, что стало видно отсутствие у неё передних зубов.

- Ты тоже меняешься, - заметил я вслух, расчёсывая до крови правое ухо.

Она метнула в мою сторону острый, как лезвие тамагвка, взгляд и ничего не ответила. Только её лицо стало ещё более мрачным, и пятна от теней луны Кайлы легли большими чёрными дырами на скулы.

Я бросился к выходу, чтобы посмотреть, что могло так повлиять и измениться за какие-то несчастные три лета. Луна была одна. Моя. Луны Кайла и Кайлы исчезли, как и наших братьев и сестер.

Мимо ущелья пробежал лунный заяц, кося одним глазом в мою сторону. Его белый пушистый хвост так задорно махнул в сторону, что я, не сдержав свои животные инстинкты, кинулся за ним следом.

Заяц обманул меня, он исчез в ту же секунду, как свет изменил угол своего наклона, и холм, скрывающий моё ущелье, обрушился на меня всем своим весом.

Один в темноте я с трудом пробирался назад, чтобы найти лежащую на каменистом дне Кайлу. Она уже не шевелилась и не могла выговорить ни слова. Лишь успокаивающе гладила моё бедро, на которое я хотел водрузить её голову.

- Хватит, - взвыл я к каменным сводам. Но мой возглас отразился от них и гулким эхом вылетел в оба отверстия входа-выхода.

Последнее что я смог разобрать из уст девочки было гипнотическое:

- Смотри!

В ту же секунду она исчезла, как будто её никогда и не существовало, так же как и её Луна. Как и луна Кайла, как и сам Кайл.

Размазывал лапами по щекам кровавые слёзы, я выполз из своего укрытия, чтобы обнаружить вселенскую пустоту. Луна была одна и она улыбалась. На краткий миг мне показалось, что она всегда хотела оставаться одной. Чтобы у меня и её не было братьев и сестёр, чтобы единолично царить в небе.

Свет был тёмный и пустой. Он размазывался по дну впадин и холмов. Я громко закричал, чувствуя что вместе с криком уходит ощущение разрывающейся в грудной клетке боли.

Где-то там, на востоке, мне ответил такой же похожий крик. Я повернул голову и понюхал воздух. Пахло молоком и свежим мясом. Запах гнили спугнул меня, и я заполз обратно в свою нору.

- Мне всё равно, - шептал я оставшиеся мне три лета. День менял ночь, ночь меняла день. Цикличность продолжалась.

Небосвод был пуст, когда родился ещё один такой же, как я.

Поднимая голову к тёмному небу, я увидел как лунные жуки сосут последние соки из моей большой налившейся силой луны. Бедняжка не знала куда ей деться и как спрятаться от их противных лап и длинных усиков. А на следующий день мою луну поела ржа, струпья желтой кожуры свисали с неё как высохшая шкурка, родимые пятна проявились так явно, что болезни было не избежать.

Оставалось совсем немного времени, чтобы найти в лесу тело, покрытое сухими листьями и паутиной гигантских тарантулов. Когда он родился и открыл глаза, я прошептал ему:

- Смотри! - показывая на железный диск новой луны, отражающей свет от моего старого объедка, который гас и испарялся прямо на глазах. А затем и вовсе исчез, как и я сам.