Я всегда езжу только в плацкарте, и не только из-за того, что так дешевле. Мне приятно сесть у окна, подперев рукой щёку, и смотреть, как по узенькому проходу курсируют пассажиры с кружками туда – сюда, туда - сюда. Я вспоминаю, как десятью годами ранее ездила этим поездом на учёбу в Москву, и возвращалась домой, в Калининград. Столько всего поменялось с тех пор в моей жизни, но одно остаётся неизменным – носки, торчащие с полок плацкарты.

Итак, вечер, часа три назад я села в поезд на Белорусском вокзале и колыхаю в сторону Балтики. Из сумерек выныривают цистерны с длинной красной полосой, мимо грохочут товарняки. На дворе лето, конец июня. И я снова еду домой…

Мне досталась верхняя полка, а на нижней пока никого, и я устроилась за столом у окна. На боковых – мама с дитятей детсадовского возраста, напротив – мужчина похожий на доброго дракона, втянувшего голову в плечи, в очках изучает газету под равномерное тыдых-тыдых, тыдых-тыдых… Над ним дремлет русоволосая девица, до ушей завернутая в одеяло. Прошу чаю у снующей щупленькой проводницы. Она крутит носом как крыса-Лариса у Шапокляк, того и гляди – юркнет в чью-нибудь сумку.

За окном высокие ели с лысыми верхушками – корабельный лес. Белоруссия. Мужчина-дракон дочитал газету и прилёг. Мама на боковушке уложила ребёнка, сунув ему планшет с мультиками и наушники. В Минск прибыли глубокой ночью, весь вагон уже храпел на разные голоса, даже картёжники за стенкой угомонились. Я накинула ветровку и вышла подышать на платформу, а когда вернулась, то обнаружила сидящего на моей полке чукчу. То есть, конечно, он сидел на своей (моя-то верхняя), и не чукча это был, а какой-нибудь бурят, или калмык (не сильна я в этом, ребята). Круглолицый невысокий мужчина в чёрном свитере-водолазке сидел и помешивал чай.

Я собралась уже лезть наверх, а он предложил:

- Чаю с мёдом хотите? Башкирский, друга моего пчёлы.

- Оу, башкирский? А вы оттуда? – я не сильно люблю мёд и в сортах не разбираюсь, мне скорее хотелось узнать этническую принадлежность попутчика.

- Нет! – замотал головой круглолицый. Он весь был квадратный, приземистый, как потомок индейцев майя, ширина плеч равнялась высоте торса. – Я из Иркутска. Меня Аюржана звать. Можно просто Аюр.

Его широкая жемчужная улыбка сбивала с толку. Признаюсь, бурят, садящийся в Минске на Калининградский поезд, уже вызвал интерес. И я согласилась отведать мёда.

- Тут еще муравейник есть. Хочешь? - он достал из сумки пластиковый контейнер с чак-чаком.

- А вы? – застеснялась я.

- Я сладкого не ем, зубы портятся, у нас у бурятов зубы слабые, а лечить – дорого!

- Зачем везёте тогда? - я аккуратно откинула липкую крышку. Нежнейший чак-чак таял во рту, под такое лакомство можно еще чайку.

- Друг угостил. Я у него останавливался в Уфе, внучка у него приболела. Лекарство для неё делал из трав. - Аюр достал пачку сушёной рыбы «к пиву» и наяривал вприкуску с чаем.

- Далеко же вы забрались! А к нам какими судьбами? – обронила я, не скрывая своего любопытства.

- В Минске навещал сослуживца, теперь в Калининград еду, там у меня брат живёт, под Балтийском. Говорит, в ваших лесах травы растут, каких во всей России не отыщешь. Скоро зацветут, будем собирать.

- А от чего ваши травы помогают? – спросила я, налегая на чак-чак.

- Да от всего. Смотря что беспокоит… - глубокомысленно изрёк попутчик, причмокивая рыбой. При слове «беспокоит» в сердце точно кольнули иглой. Я не страдала какими-то серьёзными заболеваниями, точнее тело моё не страдало, но вот в душе… там определённо имелось, что подлечить.

- Ну… у меня иногда бывает бессонница. Вот как сегодня, сижу смотрю в окно, вспоминаю…

- С мужем поссорилась? – предположил он.

- Нет, с мужем всё хорошо… - у меня запылали щёки, и захотелось поскорее свернуть разговор.

- А что тогда?

- Кое-что в моём прошлом не даёт мне покоя.

- Хууууу… - протянул он, вытянув губы трубкой. - Так возьми да исправь!

- И как же? – поинтересовалась я, уверенная, что травник меня разыгрывает.

- У меня есть специальная смесь, работает как машина времени. Еще и для почек полезно, кстати, сам собирал! – с гордостью заявил Аюр и достал брезентовую сумку со множеством кармашков. В ней лежали всякие склянки и целлофановые пакетики. Он достал один из мешочков, пододвинул пустой стакан в подстаканнике. – Сходи, набери кипятку.

Я отправилась за водой. Интересно, что он мне подсунет, и главное, сколько денег сдерёт? Почём нынче машина времени? Когда я вернулась, Аюр зачерпнул из пакетика молотой серой травы чайную ложку с горкой, высыпал в стакан и накрыл коробкой из-под чак-чака (за разговором я умяла всё до крошки).

- Сейчас заварится. Пять минут - и в путь.

Я только хмыкнула.

- Сколько я вам должна?

- Что ты! Я же сам предложил, ничего не надо. - замахал руками Аюр.

Бескорыстие бурята меня не обрадовало. Он всё меньше походил на шарлатана. Мы сидели, покачиваясь. За окном в темноте то и дело пролетал одинокий фонарь, или подсвеченный дом.

- Ну вот, готово. Можно пить! – Аюр придвинул стакан с тёмно-жёлтой жидкостью.

- И что будет? – недоверчиво спросила я.

- Пей и ложись спать, потом сама всё узнаешь. – сказав это, бурят начал стелить постель. Я стояла в проходе, поглядывая на стакан. На поверхности колыхалось несколько крупных травинок. Варево пахло луговым разнотравьем с примесью мяты... Не знаю, зачем я это сделала. Осушила стакан двумя большими глотками, без сахара напиток оказался крайне противен, ромашковая горечь вызвала рвотный рефлекс, и я поскорее заела мёдом.

Уже наверху, на своей полке меня настигло парализующее действие чая.

- Эй… Эй… - зашептал снизу Аюр. - Я забыл сказать тебе заклинание. Повторяй. Ан… сох-мэ…ха-та-на… Что, язык не ворочается? Тогда про себя повторяй, три раза: Ан… сох-мэ…ха-та-на… И это, когда в прошлое вернёшься – долго там не сиди. А то залипнешь, и вся мировая цикличность нарушится. Ну то есть трындец тебе, если вовремя не вернёшься. Всё поняла?

На этих его словах мой контакт с реальностью оборвался.

Я очнулась в больнице. Даже не знаю, кто меня туда отправил, наверное, проводница на вокзале вызвала скорую. Я сильно отравилась и еще дня три меня полоскало как заварочный чайник, делали промывание. В палате я временами проваливалась в забытьё и тогда в мой ватный податливый мозг заплывали картины из прошлого.

…Южный вокзал. Я - студентка, приехала на каникулы, жду что меня на перроне как обычно встретит отец (он всегда приходил один, стоял и ждал в своём затёртом пиджаке в рубчик). Обнимал меня, брал сумку, и мы шли к его трухлявому Фольксвагену поло, в котором он возил сдавать металл, и потому заднее сиденье складывалось только по особому поводу, такому, как мой приезд.

Выхожу из поезда в густую многорукую толпу встречающих. Мой чемодан выпрыгивает следом, встав на колёсики – тащится за мной. Отца не видно. Народ уже схлынул, платформа опустела, но отца нет. Я еще какое-то время жду его, потом уезжаю домой на автобусе, и уже там узнаю, что вчера отца не стало. Вспоминаю, что должна была ехать на сутки раньше, но поменяла билет из-за дурацкого концерта, на который в итоге всё равно не попала. Мы с отцом разминулись на один день и не успели проститься...

В больнице эта сцена вспоминалась иначе. Я не меняла билет, поехала на том поезде, на котором собиралась вначале. Уже на исходе пути, когда прошли Литовскую границу и до дома оставалось каких-то пара часов, проводница принесла чай. Сказала, что мужчина в начале вагона пожелал меня угостить. Чай был травяной, из пакетика и отвратительно пах ромашкой. Я хотела пойти взглянуть на плацкартного джентльмена, но потом передумала и просто выпила чай, в горле и впрямь было сухо. Тут же меня повело, и я скрючилась на голой полке (постели к тому времени уже свернули), а по прибытии меня забрала скорая.

Я уже не понимала, где тут события прошлого, а где мои выдумки. В капельницу без конца кололи какие-то препараты, которые только усиливали это сомнение, пока однажды ко мне не пришёл посетитель.

Бурят Аюр в больничном халате выглядел как гриб-боровичок, крепкий, сбитый, под мышкой – коробка конфет.

- Что за чай вы мне подсунули? – выпалила я.

- Тссс… - он приложил палец к губам, а сам тем временем включил общий на всю шестиместную палату чайник.

- Я тебе говорил, что нужно сразу возвращаться? Всем говорю и все забывают! – он взял мою кружку и всыпал в неё травяной порошок. Я внимательно следила за его манипуляциями, пока меня не осенила догадка.

- Я что, еще там? – от этой мысли стало жутко и весело одновременно.

- Ты угодила в петлю, пришлось идти тебя вытаскивать.

- Я так и не встретилась с отцом, хоть и приехала на сутки раньше, потому что… опять этот чай…

- Менять ничего нельзя! Но можно прожить иначе. - спокойно объяснил Аюр, косясь на меня чёрными щёлками глаз, и протянул кружку со свежезаваренным зельем, в которую предварительно плеснул холодной воды.

- А заклинание надо? – забеспокоилась я.

- Пей уже! Как с вами, бабами, тяжело! – он возвёл глаза к небу, а я, зажмурившись, выпила.

 

- Женщина! Женщина! – ворошила меня проводница. - Приехали, вам выходить.

- Я до конечной. – отмахнулась я спросонья, и тут же вскочила, стукнувшись головой о третью полку.

- Ой, - смутилась проводница, - Я что ж, перепутала? А кто у меня в Вильнюсе сходит? Здесь кто едет? – кивнула она на пустую нижнюю полку. - Так, у вас какое место, двадцать пятое?

- Да… - неуверенно ответила я.

- А почему вы на верхней спите? Ваша – нижняя. С верхней где пассажир?

- Он вышел, - сообщил лысоватый мужчина-дракон из-под одеяла. – Женщина так хорошо спала, он не стал её будить и от самого Минска внизу ехал. Мёдом угощал, башкирским.

Я спрыгнула с полки и уставилась на знакомую банку. Рядом лежал смятый пакетик с серой травяной пылью на стенках.