Мы. #культур_егерь

МЫ (Дания, Бельгия, 2016) Подростковая гиперсексуальность и отсутствие страха не только смерти и увечий (по причине отсутствия опыта), но и наказания (как дефект воспитания), острый дефицит этических критериев и императивов, безнадзорность и ущербная система экзистенциальных ценностей, перекосы, подвывихи и маргинальные метастазы идеологии гуманизма (как реакция на религиозный радикализм и инквизицию в прошлом), плюс юношеский максимализм с бахромой мании величия и волчьи зубы зверя, торчащие из-под пухлых детских губ – вот примерный идейно-психологический фон, на котором будет разворачиваться сюжет летних приключений группы старшеклассников где-то на сельских низинах вблизи границ Бельгии и Голландии, в окрестностях городка Вахтебеке (округ Гент). Сочетание естественной для их возраста внутренней пустоты и зашкаливающего гормонального фона, воспламеняющего похоть и неуёмное желание заявить мiру о своей исключительности, при отсутствии работоспособной системы внутреннего контроля и сдерживающих установок несомненным образом не могут не иметь дурных последствий. О чем и свидетельствует завязка сюжета. Детишки хотят всё и сразу, здесь и сейчас, словом и делом выражая своё яростное презрение к буржуазной морали, жизненным идеалам и самой жизни среднеклассового обывательского окружения, включая, а может быть и в особенности своих родителей. Пользоваться плодами чужого труда и уничижать источник своего довольства и комфорта – не самая оригинальная и плодотворная идея для формирования своего мiроощущения. Лёд, однако, тронулся, обычный конфликт поколений, подростковые эксперименты и бунт начинают перерастать в нечто мрачно-гнусное с экстраординарными, криминальными последствиями. И ещё один момент. Всякая тенденция, однажды появившись и став актуальным процессом, неизбежно стремится к своему логическому развитию и завершению. Либерализация киноиндустрии в отношении вопросов секса и их демонстрации, начав с разрешения откровенного поцелуя, просто не могла не дойти до слияния художественного кино и порнографии. Не уверен, но может быть, адепт эпатажа Триер в своих «Идиотах» впервые вытащил на большой экран половые органы совокупляющихся человеческих особей, однако кто бы ни был виновником первого инцидента (ведь были ещё и Бунюэль, и Пазолини, и Тинто Брасс, наконец) граница дозволенного была нарушена, и далее провести межу, отделяющую искусство от порно (фильмов для взрослых с не игровой эротикой) уже вряд ли представляется возможным. (Порноиндустрия со своей стороны тоже ломает границы с художественным кино, но об этом как-нибудь в другой раз.) Наши восемь пубертатов нашли свою золотую жилу, открыв сайт самодельного XXX-film (порно) с участием малолеток, став и продюсерами своих шедевров и их актёрами, благо спрос всемiрной информационной сети на этот товар пределов насыщения не имеет. Режиссёр почему-то решил, что зрителю требуется шоковая терапия и для усиления эффекта в показе нравственной деградации закатной шпенглеровской Европы, следует ввести порнографический аспект и показать оргию субтильных особей с физиологическими подробностями. Порно, в отличие от искусства, имеет своей исключительной целью возбуждать либидо; я, однако, должен признаться, что, то ли в силу возраста не смог оценить силу возбуждающего действия этого и других пикантных фрагментов, то ли эротические объекты оказались не достаточно сексапильны, а маэстро не прошёл стажировку в Калифорнии, Праге или Будапеште, но меня не проняло. Скажу, справедливости ради, что задумка у создателя фильма, видимо, была та, чтобы показать ситуацию именно так, как видят и переживают её сами персонажи, т. е. вполне как существа бессловесные и нравственному закону, коему дивился Эммануил Кант, не причастные, для которых не ощутима этическая разница между игрой в догонялки и групповым сексом. Итак, источник лёгких денег найден, теперь нашим героям надобно напрягать фантазию и изощряться во всех возможных способах получения удовольствий, не забывая о конспирации и уклонении от не слишком-то и бдительного родительского ока. Аппетит, однако, приходит во время еды, лиха беда начало, а ножницы роста потребностей и возможностей никто не отменял. Следующий шаг к лёгкой наживе – криминальная проституция и шантаж: детишки ведь ещё не достигли возраста согласия, а любители незрелой девчатины ходят густыми косяками и кидаются на розовое как пираньи. Молодость жестока, ибо не познала ещё трагедии бытия, не ощутила настоящей боли, не пережила глубокого страдания. Можно ли обвинять её в отсутствии того, что не свойственно ей экзистенциально, и в неспособности к тому, что само собой не появляется, а целенаправленному взращиванию и культивации не подвергалось. Я говорю о совести и сострадании. За этот тяжёлый нравственный дефект тамошнего «поколения пепси»* должно быть взыскано с общества и родителей. Собственно, выращенные системой зверёныши воздадут ей по заслугам сполна, став бичом и своему окружению и самим себе. Их животной души не трогают даже случившиеся по их вине страдания и смерть детей. И они ещё не знают, что всё на свете, и добро, и зло всегда возвращаются к своему истоку. У этого поколения какая-то патологически заниженная чувствительность. Не только в смысле сочувствия, эмпатии, сопереживания. У них и самовосприятие-то как у растений. Может быть, так коррелируют между собой этика и эстетика, нравственное начало и чувственное? Этическая пустота не восприимчива к переживанию явлений и событий жизни собственного носителя? Живое тело с поглощённой энтропийным ничто душой? «Я воспринимаю жизнь как реалити-шоу. Всё полно лжи и лицемерия. Я бросаю этому вызов и изображаю всё так, как оно есть на самом деле. Я хочу чувствовать себя живой и выходить за рамки каждый день». Что это? СДД (синдром дефицита дофамина) или подлинно мертвые души? Надеюсь, первое, ведь кто-то же там, внутри этой девчонки ещё пытается ощутить токи настоящей жизни, стимулируя свой мозг экстремальными приключениями собственного тела. И смерть подруги вызвала-таки выброс недостающего (искомого) нейромедиатора. Да что вообще она знает о том, «как оно есть на самом деле»? Об это «на самом деле» стерло в пыль свои извилины не одно поколение великих умов с увесистой философской шишкой. А этим прыщавым астеничкам нужно отсосать у маньяка с приблудой**, чтобы почувствовать себя живой, иначе гипоталамус нипочём не станет синтезировать чортову молекулу. Но та, которую упакуют в пластиковый мешок и засунут в кассетник***, живой себя не почувствует уже никогда. Жизнь взрослых, родителей и горожан нам практически не показывают, и трудно провести причинно-следственные связи и параллели с тем, что творится с подростками. Но ведь иначе не бывает, нет дыма без огня и нечто из ничего не возникает (кроме акта Первичного Божественного творения). Поэтому, когда в финале нам начинают раскрывать историю лидера компании Томаса его же собственными устами, возникает двойственное чувство смешения правды и лжи, клеветы и грязных фактов, вытащенных из подвалов униженной, искалеченной и озлобленной души. Конец фильма открытый, нам предоставлена возможность (право и ответственность) выбирать удовлетворяющую наше чувство истины и справедливости интерпретацию случившегося. Однако, в любом случае – послужило ли причиной для этой групповой этической онкологии насилие педофила, или извращённый ум подростка измыслил дьявольскую клевету, плодом юношеского квеста, поисков смысла и правды жизни, превратившегося в отвратительный эксперимент, а потом и аферу, стал целый букет искалеченных душ и судеб. Причём некоторые из этих калек вполне респектабельно устроились в актуальной жизни, брезгливо отодвинув в сторонку разлагающиеся обломки своей детской компании. Ближайшим предком этой киноленты стал, на мой взгляд, фильм «Детки» Ларри Кларка и, в некоторой степени, уже упоминавшиеся здесь «Идиоты» Ларса фон Триера (ибо там речь идёт об инфантильных переростках годков под или за тридцать). Пакет проблематики очевидным образом тот же самый и очень сходные эстетика и драматургия. Но вот уровень эмоционального воздействия на зрителя, увы, на порядок ниже (и это ещё мягко, чтобы не обижать Автора, сказано). Даже голые письки не помогли. Впрочем, к актёрам претензий нет, и я попросту не объективен, но чего-то мне не хватило, чтобы поставить фильм на одну ступень с Кларковскими работами. Однако рекомендую, история-то из жизни. С определением возрастной категории фильма затрудняюсь. Искусство – это имитация, или подражание, как считал Аристотель (если точнее: искусство – это творческий мимесис, подражание природе, бытию, помогающее людям познать жизнь). Однако ныне в искусстве кино (и не только кино) натурализм вытеснил условность и символику театра. Несимулированный секс без дублёров заменяет искусство имитации, игры, стирается грань между художественным и документальным кадром. Но ведь и древнее искусство не знало запретов на изображение секса и гениталий. Так что, не впадая в ханжеское морализаторство, не стану ставить цифру 18+ или 40+. Если у зрителя есть внутреннее неприятие к излишне откровенным сценам интимного или физиологического характера, то фильм ему не пойдёт и после 60-ти. А это как раз наш случай. Фильм назван "Мы", и это, пожалуй, единственное, что в нём символично. *) «поколение пепси» – на Западе так называли молодое поколение, которое после распада движения хиппи стало приобретать потребительские взгляды. Хиппизм сформировал личность независимую, свободомыслящую, стремящуюся все попробовать, и это наследство досталось грядущему потребителю. Ясно поэтому, что для такого «зверя» (хиппи, перезагруженного на потребительскую идеологию) этических табу не существует. **) приблуда – здесь: нож ***) кассетник – холодильная камера в морге