Мешок без дна, или Ничто не вечно, но всё повторяется.

Почему мешок и почему без дна? Всякая рассказанная история (а так же и сам мiр, и каждый человек в этом мiре) имеет начало и конец. Мешок – это ёмкость вполне определённого объёма. Но если у него нет дна, то заполнить этот объём невозможно. Так и в рассказе сюжет – это некая ограничивающая повествование схема, включающая в себя последовательность причинно связанных между собой событий и отношения их участников. Сюжет – это новый, прочный мешок без единой дырки. Рассказанная история – это как бы актуальная бесконечность: всё уже сказано, сюжет исчерпан, но всякому ясно, что за каждым произнесённым словом таится бессчётное число других, стоящих в тесной взаимосвязи с прозвучавшим слов, касающихся несметного множества подробностей и разъяснений. Есть также бесконечность потенциальная, не суть наличная, но как бы процесс с неограниченной возможностью продолжения своих актуальных реализаций. Например, дерево как процесс ветвления. Или рассказ с обратной связью, когда слушатель по ходу дела задаёт нерегламентированное число уточняющих вопросов. Или когда есть неограниченное число рассказчиков, каждый из которых предлагает свою версию событий. Наш мiр – это и есть такой мешок без дна, в котором каждый из живущих пользуется собственной версией мiропонимания и интерпретации фактов и событий своего бытия. Известный в следственной практике факт: показания свидетелей могут различаться вплоть до противоположности. В отличие от камер наблюдения, которые бесстрастно собирают попавшую в их объектив видеоинформацию. Наш мозг так не может. Он идентифицирует наблюдения и восприятия по имеющимся у него образцам и интерпретирует факт сообразно опыту, культурному уровню, методологическим и аналитическим навыкам мышления, и выдаёт «на принтер» уже не чистый факт, а своё к нему отношение, осознанное или бессознательное – это безразлично. Факт раскрашен эмоциями, домыслами, аллюзиями и прочим цветастым добром из хранилищ памяти посредством кисти индивидуальной психологии. Надо полагать, что на этой особенности свидетельства очевидцев происшествия или участников события и построен фильм Рустама Хамдамова, но не исключено что и философский подтекст о бездонности мiра и человека здесь тоже присутствует. Однако, данная работа не оригинальна. Сценарий – это перенесённая на реалии российской действительности XIX века (или того, что под оной понимает режиссёр) история из рассказа Рюноскэ Акутагавы «В чаще». И не просто перенесённая, но стилизованная под сказку-страшилку. Придворная рассказчица с экстрасенсорными способностями (она же гадалка) тешит царя Александра (как Шахерезада султана Шахрияра) чёрно-белыми побасенками. Но если вы знакомы с древнеяпонской кинематографией, то без труда опознаете оригинал, фильм Акиры Куросавы «Расёмон» (1950). Интересно, правда? И в сюжете рассказа события изложены в разной интерпретации, и сам сюжет преподнесён уважаемой публике в трёх (как минимум) вариантах: авторской (Рюноскэ) и двух независимых (?) режиссёрских. Оправдана ли – 67 лет спустя – реанимация (э-э, ремейк, конечно) фильма Куросавы на русской почве, да ещё с навязчивыми аллюзиями, начиная с монохромной плёнки и людей-грибов, подозрительно напоминающих японских крестьян в соломенных шляпах сугэгаса? А почему бы и нет? Если тебе есть, что сказать, то ты можешь, как считал Борхес, переписать слово в слово книжку Сервантеса «Дон Кихот» и это будет совершенно иной, чем у дона Мигеля, роман. Ведь даже читая «Хитроумного идальго», ты будешь воспроизводить в своём сознании не совсем то (или совсем не то), что было в голове у Сааведры. Впрочем, бывает и так, что смена одёжки сути не меняет, как поётся в песне Владимира Семёновича: «Вы скажете, это другой человек, а я – тот же самый». А ещё у зрителя есть возможность, начав с «Мешка», добраться до истоков и составить собственное мнение о необходимости всех «переодеваний», которые приключились с идеей рассказа Акутагавы. Приятных и плодотворных вам изысканий, уважаемый Зритель. За себя же скажу, что я не ставил свой целью скептическую рефлексию и потому получил от фильма изрядное удовольствие. Хотя, некоторые мелочи позабавили отнюдь не в положительном смысле. Условности условностями, русская Царица с ментальностью самурайши просит разбойника после случайных и не вполне добровольных любовных игрищ убить мужа (типа, не вынесу позора) – это приемлемо, она же в паланкине и в ферязи с капроновыми крыльями едет к отшельнику в чащу леса – просто прекрасно, но разбойник с георгином – в той же чаще – с упоением вдыхающий аромат дивного цветка (где он его раздобыл?) – это перебор, георгины не пахнут, либо их запах вообще ни разу ни comme il faut. Можно превратить просмотр фильма в сеанс трансмедитации (тм), нагруженной философским НЛП, можно попытаться прочесть его как аллегорию человеческого бытия, а можно просто проникнуться сопереживанием в драматической истории любви с классическим треугольником. Или реализовать интегральный дискурс. В любом случае неординарность картины предоставляет Зрителю возможность включиться в её материю творческим соучастником. На десерт пара характерных, с проблеском философической мысли цитат из монологов придворной Шахерезады в исполнении Светланы Немоляевой: «Вырвите свой гнев. Расслабьтесь. Не берите в голову всё злое и дурное. Разве не лучшее, что можно сделать, это оставить всех в покое, с их злом и добром, и просто сидеть в одной куче с довольными». «Грёзы милее действительности. Если бы не было сказок, то чем бы мы защитились от жизни. …история темнеет и темнеет, а бежать не куда». «Если я не за себя, тогда кто за меня? А если я только за себя, то зачем я? И если не теперь, то когда»? «Рай был у нас у всех в детстве, и в том раю мы все были бессмертны». Не Бог весть, какая глубина мудрости, но вплетённые в ткань фильма, ритм и атмосфера которого гипнотизируют, такие фразочки весьма его украшают. Одним словом, голосую «за».