Теллурия, или назад в будущее Владимира Сорокина

Японцы, кажется, придумали в своих аниме и синема жанр альтернативной реальности. Действие может происходить в прошлом, настоящем или будущем, но исторический контекст будет изменён с учётом некоего допущения: что будет, если?.. Если бы Вторую Мировую выиграла гитлеровская коалиция? Если бы Колумб не открыл Америку? Если бы после правления Путина РФ распалась на полсотни удельных княжеств, в каждом из которых к власти пришла бы одна из всех ныне существующих и ещё из кучи возможных или вполне вероятных партий (типа коммунистов-сталинистов). Допустим, это будет 2058-ой год. Экстраполируем на 40 лет вперёд вектор развития основных политических и экономических трендов, добавим две столовых ложки регрессивных тенденций, присущих всякому актуальному моменту и не исключающих возможность своего осуществления (например, монархия и дворянство, high tech феодализм), приправим всё это пряными специями постмодернистских аллюзий, выложим на обширный ляган (ручной работы, конечно) энциклопедически подробной историко-географической панорамы, обильно сдобрим елеем языковых изысков, достоверно точных и ослепительно колоритных, украсим свежей зеленью оригинальных философских идей или хотя бы намёком на таковые, слегка перемешаем ингредиенты, тщательно избегая дробления крупных фрагментов и дисперсного, гомогенного состояния приготовляемой снеди (блюда), воткнём в конечный продукт какое-нибудь интеллектуальное излишество, вроде зонтика над стаканом коктейля, и – voilà, вуаля! – можно приглашать избранную, не лишённую снобизма публику, состоящую из утончённых и взыскательных литературных гурманов на пиршество разума и эстетического чувства. Да-да, конечно, куда же без этого: как для гурманов гастрономических дичь с душком и сыр с плесенью, так для наших – аромат пассажей с ненормированной лексикой, и это будет, будет! Пр-р-рошу! Можно иначе: широкое полотно альтернативной реальности, представленной сочными, но фрагментарными пазлами, дающими общее представление об этом параллельном мiре без завершения целостности предложенной к обозрению картины. Части намеченной мозаики разнородны, но достаточны для уяснения замысла. Вращение калейдоскопа завораживает, но непрерывное движение не позволяет уму зафиксировать каскадом меняющиеся восприятия; мысль влекут всё дальше и дальше, словно экскурсанта по залам художественного музея, в анфиладах которого представлены разные эпохи, страны, школы и техники живописи. Это то, что касается структурной матрицы произведения (текста), конкретным наполнением которой становятся короткие зарисовки на тему политической и бытовой жизни цивилизации в её вероятном состоянии к середине XXI века. Плюс мифология теллура. Эти зарисовки – очень живые, очень убедительные части некой probability, пробабилитной цельности, стыковкой которых в общее изображение умышленно пренебрегают. Каждый фрагмент как отдельное кольцо своего особого цвета, размера, фактуры и материала. Оно вполне может существовать самостоятельно, больше или меньше других пазлов привлекая к себе внимание и расположение читателя. А общей осью, на которую будут нанизаны все эти колечки, является теллуровый гвоздь. Теллур – фетиш нового дивного мiра, супермухомор и сверхпейотль, культовая лолофора потомков, не просто трансцендирующая сознание психонавта за пределы реальности, в мiр причудливых, могущественных и мудрых сущностей. Нет! Трансформация затрагивает и даёт стойкое изменение и психике, и соматике, преобразуя всё человеческое существо в нечто новое, в тварь превосходящей исходную природы, в белокурую бестию, посещавшую Фридриха Усатого в его болезненных трипах (trip). Теллур – это новое небо и новая земля откровения от Владимира. Это море стеклянное, подобное кристаллу, на котором воздвигнется Престол нового царства и Рая земного. И се, да будет отныне узким путём и тесными вратами в это чаемое Небо теллуровый гвоздь, вбитый в твой гладко выбритый и тщательно продезинфицированный череп рукой посвящённого Плотника. Козе ясно, что это антиутопия. Теллуровая панацея бессильна победить грех и порок, растлевающие тварную природу с момента грехопадения Праотца. Этой бездной тления и становится весь фон романа, обильно насыщенный раздором, кровью, насилием, ненавистью, непониманием, блудом. «Что было, то и есть, что есть, то и будет», – вот резюме, под которым Сорокин рассыпал пригоршню фрагментов мозаики Грядущего Царства, где сияющая на лысом черепе шляпка теллурового гвоздя неумолимо ассоциируется с печатью Зверя, а финальный гимн теллуру звучит как откровение от лукавого. Но и в этой ночи мiра, где врата ада одолели Церковь и превратили её в синагогу сатаны, ещё теплится лучик надежды, испускаемый тонкой свечкой детского сердца, и ангельский голос устами младенца взывает к Истинному и Верному словами молитвы Господней: Отче наш…