Марина Якимович (Марина): Эдуард, я благодарю Вас за согласие дать интервью. Скажите, Вы пишете давно? Вы помните, как родилось первое стихотворение? Можно ли сказать, что это случилось резко (сам от себя не ждал и вдруг) или наоборот, всегда было желание попробовать? Эдуард Струков (Эдуард): В семь лет я написал своё первое стихотворение. Было оно жёсткой социальной направленности, а посвящалось моему деду, сельскому фельдшеру, избыточно употреблявшему алкоголь. Более того, уже тогда я был явно склонен к перфомансу, потому как начертал сей стих большими кривыми буковками на стене приёмной дедова медпункта, прямо как предостережение царю Валтасару. Вот его первый куплет: Мой дедушка, зачем ты пьёшь? А выпив, так зачем орёшь? Ведь алкоголь не лимонад! Какой же всё-таки ты ... Кстати, текст имел большой успех среди местных старушек. Дед долго не догадывался о проделке любимого внука. А когда узнал - было поздно, слава о юном поэте разнеслась уже далеко по всем окрестным деревням – а дед мной очень гордился (звал умилённо «маленький Ленин») и потому просто посмеялся. Помню, что вдохновение накрыло меня тогда в чулане, и писалось мне так же легко и весело, как князю Курбскому - "прочтёт, улыбнётся, и снова прочтёт, и снова без отдыха пишет". Я ни минуты не сомневался, и казалось мне, будто кто-то водит моею рукой... В школе я писал за половину своих одноклассников сочинения, стилизуя их с учётом реальной грамотности заказчиков – кому на «четыре», кому на «три». А они меня, очкастого и вечно голодного, за это кормили тайком от мам и оберегали от уличных опасностей. Выиграл три районных олимпиады по русскому языку и литературе, читал всё, что только попадалось. Было дело, сочинял в тетрадках фантастические романы с продолжением - один помню хорошо, он был посвящён вторжению китайских танков в наш захолустный посёлок. Я описывал героическое сопротивление моих товарищей, не чураясь элементов пылкой пионерской эротики, поскольку имел богатое воображение, и потому роман имел серьёзный успех - его украли. Потом на нас свалилась "Машина времени", и под влиянием Макаревича я начал писать тексты песенок для местного школьного ВИА, пытался переводить шедевры групп "Smokie", "Deep Purple", "Rainbow" и всё, что тогда попадалось. В институте писал стихи - много и легко, был даже выдран в деканате за некий антисоветский стишок. Потом была работа, начал писать заметки, как-то напечатал тайно на служебной пишущей машинке целую повесть в духе соцреализма. А потом были девяностые, нулевые, кризис-менеджмент... Закончилось всё, как у таможенника Верещагина из фильма "Белое солнце пустыни"- апатия, депрессия, разочарование на фоне старых фотографий, чёрной икры и павлинов. Лет пять назад пришёл с женой к даме-психологу по поводу кризиса семейных отношений, та долго слушала меня и вдруг сказала: "Вы же великолепный рассказчик, вас распирает от знаний и опыта. А почему бы вам самому не начать писать? Ну, только не в стол, а в сеть?" И я зашёл на Рифмер.ком, меня больно побили там местные юнцы - вот оттуда всё это и понеслось. Марина: Желание творческой реализации понятно, но почему стихи? Почему не живопись? Эдуард: Не случилось хороших учителей. Весьма сожалею об этом - рисовал в школе неплохо, но потом учительница ушла в декрет, и... У меня и физики не было два года, и черчения. Да и не было тогда в нашем таёжном захолустье ни кистей, ни красок - одни карандаши. На фломастеры мы вообще смотрели как на чудо. Но все стенгазеты школьные были на мне, тут отвертеться было нельзя - я творил на листе ватмана после уроков, а прелестные одноклассницы меня вдохновляли... Но живопись я люблю. Самую разную - от авангарда до Рубенса и обратно. Как-то посреди 90-х в командировке нарвался в бурятском селе Тарбагатай на книжный магазин - там за русской печью были завалы из альбомов мастеров живописи. Шикарная бумага, отличная печать - как это всё попало туда? Куда потом делось? Даже снится по ночам, бывает - сокровище! В питерских музеях когда-то сутками пропадал - часто бывал в Ленинграде, потом в СПб - и вообще люблю стихи с иллюстрациями - если в тему, конечно. Вообще я заметил, что воспринимаю многие стихи как рисунки или картины - Алексей Доценко по этой части непревзойдённый мастер, он меня когда-то и надоумил. Кстати, именно внутренняя визуализация очень помогает понять сложный текст. Звук – это хорошо, но образ - это всё-таки главное. Бывает, что есть и рифмы, и льётся всё, и смысл вроде тебе внятен – а образ не складывается, рассыпается. Марина: Вы любите экспромты? Или это «не серьёзно» и больше нравится писать самостоятельные стихи, которые не перекликаются ни с чьим творчеством? Эдуард: Экспромты – да, конечно, люблю. Если они сделаны качественно, остроумно и со смыслом. В юности их и писал. Всё на свете имеет своё место - и экспромты хороши, и эпиграммы, и поэмы, и даже подражания... Но экспромты – это «быстрая еда», рефлексирование «на злобу дня», и это надо хорошо понимать. Экспромт ориентирован на сиюминутный успех, на массовое клиповое сознание – по своей сути это не что иное как шутка, анекдот, острый пассаж. Мы ведь не перечитываем экспромты так, как более серьёзные вещи – по нескольку раз, находя новые смыслы и созвучия нашему настроению или новому опыту. В качестве упражнений - почему бы и не писать экспромты? Нечего закисать… У меня есть хорошие знакомые, они тоже пишут стихи – но между делом, в пути – ровно столько, сколько умещается на экране смартфона. Мантры? Рефлексии? Никита Зонов метко назвал такие короткие послания «сбросами». Сами авторы считают это стихами. Не хочу даже спорить – вкусы и привычки у всех разные. Важно, что люди рифмуют, пишут, творят – как бы это всё со стороны не выглядело. А что там у них в итоге срастается – это уже вопрос второй. Если долго мучиться, что-нибудь получится. Вообще трудно найти что-то своё - все слова кем-то когда-то уже написаны. Но искать надо. И нет никакой беды в том, что кто-то пишет «под Мамая» - не самый плохой ориентир, скажу я вам. Я сам обожал писать под Есенина или Твардовского - мне это было в кайф, классики тоже не возражали. Читатель разозлится? Не нравится - ну и не ешьте, проходите мимо. Очень и очень многие начинают с подражаний - кто Бродскому, а кто Асадову - тут уж смотря кто что слушает или читает. Это совершенно нормально. Но если автор это проделывает раз за разом, тут налицо проблема - он не растёт, не ищет свой голос, он - хороший копиист, но не более того. Я когда-то в полном отчаянии написал Сергею Крюкову - как быть, если мне кажется, что я то и дело кого-то копирую?! Получил простой и ясный ответ - пиши так, как если бы ты сам рассказываешь. Не кто-то там, а именно ты. И я, разозлившись, написал тогда своего «Дядю Васю». Недавно перечитал – ну да, косо, криво - но ведь честно же... Марина: А это важно, чтобы честно? Честность в творчестве - в чём она? Как Вы думаете, когда автор говорит от первого лица, обязан ли он быть предельно честным или вымысел все-таки допустим? Где грань между ложью и фантазией? Эдуард: Между свободным полётом воображения и сознательным искажением действительности существует огромная разница. Здесь как раз и нужна честность. А если ты взялся писать от первого лица, будь готов – и предъявят, и спросят с тебя когда-нибудь в полной мере. Мне повезло, я был лично знаком с известным политиком 90-х Аркадием Вольским, который часто говорил, перефразируя известную поговорку: «Слово не воробей - поймают, и вылетишь». Вот, примеру, в том же тексте про Васю и свободу по Спинозе есть упоминание о реальном случае – сам видел лично, как в кочегарке одной колонии сожгли огромную кучу книг. Причём каких – Мережковского, Куприна, Гоголя… Всё равно, мол, заключённые их не читают. Каково? А это была спонсорская помощь – книги из личной библиотеки уважаемого человека, недавно умершего. Якобы негде было хранить. Кто вам такое расскажет? Конечно, получил упрёк от одного читателя – ложь, мол, всё это, не может такого быть, потому что быть такого не может. Ну, я погуглил, конечно, ради интереса в поисках аналогичных фактов (не свидетелей же мне по зонам-лагерям теперь собирать) – оказывается, ещё как бывает. Обычная практика нынешних дней… Досадно было. Но зато совесть чиста – это написано честно. Я – за авторскую честность. Если нафантазировал – честно предупреди читателя, и летай себе на крыльях воображения, сколько тебе влезет. Но если взялся говорить о серьёзных вещах, а при этом намеренно соврал для красоты, да ещё и сам в это поверил – тут уж, брат, извини… Мне повезло, жизнь вышла бурной – материала для текстов хоть отбавляй Марина: Как рождается Ваше стихотворение? Что появляется в самом начале? Как пишется продолжение? Долго ли Вы ещё дорабатываете его потом? Бывало ли, что Вы так редактировали свои тексты, что конечный вариант был совершенно не похож на начальный? Эдуард: Раньше я садился за стол и говорил себе: «Размахнись, рука!» Начиналось всё с ритма, как у Винни-Пуха – трам-парам-парам-листочки! Рифмы за рифмами, сплетения слов, увлечение красотами речи, звуковым рядом… Потом, когда веселиться, стебаться и ёрничать надоело, столкнулся с проблемой – рифмы стали мне мешать. Вроде пишешь серьёзный текст, а рифмы его опрощают, они придают ему даже комичность некую. Что ни пишешь – получается хорошо рифмованный, но глумливый и слегка пафосный шансон. Я начал менять форму, переходить от тяжёлых унылых баллад к более лёгким вещам – ничего не помогало. С весны нынешнего года начал заниматься в литмастерской у Людмилы Вязмитиновой. Прочёл Парщикова, Родионова, Воденникова, Сваровского - да многих. На столе моём - Спарбер, Близнюк, Крупинин - словом, читать не перечитать. Признаться, я и не ожидал, что есть поэзия и вне рифм. Рифмы стали мне шорами - они мешали мне, они направляли меня вовсе не туда, куда я хотел, а куда угодно любому созвучному им слову, то есть наобум. Потому и рос объём текста - многословие. За нынешние лето-осень пересмотрел своё творчество (конечно, это громко сказано) полностью. Пишу всё реже - прошла весёлая пора щенячьей радости от каждой написанной строчки. Я никогда не считал себя поэтом, и меня увлекает теперь уже не столько собственноручное сотворение поэзии, сколько сопричастность большому литературному процессу, мне нравится быть среди творческих людей, помогать, внимать, радоваться и огорчаться вместе с ними. Надоело быть одному. Соответственно, подход теперь поменялся. Теперь я часто иду именно от образа, который возникает в голове. Настраиваюсь на определённое состояние и смотрю на мир. Образов бывает много – важно успеть зафиксировать их на бумаге, как знаменитую чудновскую «рябь» света и воды. Оформить их потом, связав некоей идеей, технически не так уж и трудно – выбирай способ изложения, размер, объём, ритм, подачу. Второй вариант – стихосложение от мысли. Это суть интеллектуальная задача. Зарождается некая концептуальная мысль, которую надо донести до читателя, заставив того её прочувствовать, осознать и логически довершить уже в своей голове. Выбираем сюжет, краски, холст – и работаем над текстом долго и упорно, ищем нужные образы. Конечный вариант совершенно не похож на начальный именно тогда, когда ты пишешь по наитию – рифмы могут завести в такие дебри, что поневоле потом сам диву даёшься! Вроде шёл на Одессу, а вышел к Херсону. Возникает и проблема финала – рифмы не дают высказаться с прямотой и точностью, возникают двусмысленность или слив текста. С верлибром всё обстоит совсем иначе – предельная ясность изложения сочетается с необходимыми текстовыми паузами. А уж драматичности – хоть отбавляй. Насчёт времени. Раньше я спешил выставить новый текст на всеобщее обозрение, едва его закончив. Теперь не спешу – держу при себе несколько текстов разной степени готовности, которые периодически дорабатываю. Конкурсы меня уже не увлекают так, как раньше, звёзд и аксельбантов давно перехотелось, радуюсь уже не количеству читателей, а их адекватному восприятию текста. Многое из неопубликованного – мягко говоря, местный неформат - ждёт публикации в третьем сборнике. Сеть сетью, а бумага – она и есть бумага. Иначе говоря, игра игрой, а поэзия – поэзией. Марина: "Я никогда не считал себя поэтом.." Почему? Чего не хватало, чтобы быть поэтом по Вашим же личным меркам? Эдуард: Надо быть честным с собой. Поэт – это человек, который может видеть мир иначе и творить словами чудеса, причём, даже не рифмуя их. Это волшебство, особенное устройство мышления. С таким даром надо родиться, бережно развивать его в себе и постоянно совершенствовать. Каждый из нас рождается гением. Нужно только понять, в какой области ты гениален. Я видел много людей, ставших профессионалами. Но поэтом не станешь, даже выучившись в специализированном заведении. Приблизиться - сможешь, имитировать и прикидываться – запросто. Играть в поэта, как многие здесь, – пожалуйста, играй. Поэт – он живёт между мирами, он одной ногой вроде бы тут, с нами, но другой - где-то далеко, в иной реальности. Его нормальное состояние – это полузабытьё, танец образов, хоровод звуков. Не может быть так, что два часа в день ты поэт, восемь часов – менеджер в офисе, а в остальное время – глава семейства. Поэт остаётся поэтом 24 часа в сутки. Или дар его умирает. В том-то и разница между мной и поэтом, что я земной человек, а он – Ихтиандр, инопланетянин, который не может долго прожить без состояния поэтического транса и напрочь лишён земных забот (вспомните того же Велимира Хлебникова). И нам очень сложно жить друг с другом внутри одного человеческого тела. Марина: Вы часто бываете недовольны своими стихами, если «да», то что Вы делаете с текстом, просто забываете про него или работаете с ним дальше. Эдуард: Да, я недоволен весьма часто. У меня есть хорошее правило – я не насилую себя. Не идёт текст – лучше отложу на потом. Созреет всё необходимое в голове, вот тогда и вернусь. Мозг всё решает за нас сам, вот пусть и разбирается с недописанным стишком. А я лучше посплю. Марина: А если так и не созревает? Эдуард: Бывает и такое. Но у меня все заметки хранятся в длинном-предлинном файле компьютерного Блокнота. Когда приходит настроение, я начинаю листать файл с любого места. Что-то интересное обязательно, да находится… Я верю, что всё нами недоделанное когда-нибудь так или иначе будет востребовано. Вопрос времени и терпения. Марина: У Вас бывает так, что и тема неплохая и вроде все в порядке, но по силе выразительности Вы не достигли желаемого. И вроде всё сказали, но до нужного градуса не дожали. Что Вы делаете в таких случаях? «Пусть уж остаётся как есть» или «Пока не будет так, как хочу, не успокоюсь»? Эдуард: Если это конкурс, и время поджимает – сдаю, как есть. В процессе судейства всегда найдётся свежая мысль. Важно ведь не место, а повод и возможность поработать над новым текстом, получить критические замечания или добрые советы, обкатать своё и быть всегда в тонусе, уметь откусываться от нападающих на тебя коллег или судей. Если же время не лимитирует, могу вертеть задумку «до морковкиного заговенья» - упрямства у меня в избытке. Марина: У Вас просто потрясающая пейзажная лирика. Расскажите, как написался «Последний снег»? Я не часто встречаю стихи посвящённые последнему снегу, но, как правило, они очень удачные. Ваши стихи перекликаются со строчками Сергея Вострикова «Последний снег восторгом обделен,/ Всё достается первому собрату…». Расскажите, как возник замысел у Вас и как он воплотился Эдуард: Если мы в чём-то совпали с Сергеем, то это значит, что наши с ним наблюдения верны. Все любят первый снег, но вряд ли кто-то вспомнит, как он идёт, этот последний снег зимы. Он никем не ожидаем, всеми проклинаем и уж точно никому не нужен. Ничего в тексте потрясающего нет, это просто зарисовка, наблюдения и тихие раздумия. Вообще-то именно этот текст стал для меня в какой-то мере судьбоносным. Шёл Финал Летнего Кубка 2017 года, голосовали за подборки, и я там конкретно «дал дрозда», написав чудовищную инверсию «фар свет». Конечно, как на ПБ водится, все заходившие на мою страницу в конкурсе с превеликим удовольствием по очереди на мне оттоптались. Помню, ужасно переживал этот позор, думал – всё, финиш. А появился текст на свет очень просто – был март, я шёл по вечернему городу, мурлыкал под нос вальс, под ногами хрустел ледок, из витрин на меня пристально смотрели какие-то странно изогнувшиеся бесполые манекены, никого вокруг – у меня было полное ощущение неестественности происходящего. Но что-то должно было случиться… Я ожидал чего угодно. И тут вдруг повалил снег. Ну, полный туу мач… Перебор сюра. Я посмеялся и забыл. А потом через пару дней вдруг в голове появилась первая строка: «Посредине весны в ночь безлунную город усталый…» Ну и я, «брошенный к столу, рукой дрожащей вывел»… Избитую истину скажу – первые строки очень важны. Они должны цеплять читателя, заинтересовывать, задавать ритм. Хорошая первая строка – добрая половина авторской удачи. Марина: А не бывает так, что Вы отчётливо понимаете, что самые важные строки, которые пришли в голову первыми, в стихотворении должны быть последними? И тогда Вы делаете надстройку, которая постепенно должна привести читателя к этим самым важным строкам? Эдуард: Возможно всё. Для того, чтобы донести до читателя своё послание, можно и нужно прибегать к любым средствам (вплоть до перфоманса). А уж конструкция текста - она может варьироваться как угодно автору. Но тут есть маленькая закавыка – не всегда читатель автора понимает. И автор зря дуется – причина всегда именно в деталях - в подаче, в графике, в синтаксисе – но всё это сугубо авторские проблемы. У меня был смешной эпизод – я был назначен начальником отдела и пришёл на доклад к директору завода. Он слушал меня, слушал, потом прервал и начал страшно ругать – чего ты, мол, пришёл такой неподготовленный? Дал срок до завтра, велел исправиться. Наступило ужасное завтра. Я нервно курил возле приёмной, и на меня обратил внимание наш главный механик. «Что да как?» Я рассказал тому о своём горе – нового-то ничего директору сказать не смогу. Механик попросил меня показать в лицах, КАК я вчера докладывал. Потом рассмеялся и сказал: «Не грусти. Просто смени тон. Плохо, да. Но мы решим. Не получилось, но мы добьёмся… Побольше оптимизма и уверенности в завтрашнем дне!» … Я не успел закончить доклад, как директор выскочил из-за стола и, приобняв меня за плечи, ласково сказал: «Ну вот! Молодец! Хорошо подготовился… Не то что вчера, понимаешь…» Марина: Скажите, Эдуард, для кого Вы пишете? Эдуард: Для себя, конечно. Писать для всех – значит, писать то, что хочется всем и каждому, постоянно заботиться о том, чтобы тебя понимали окружающие. Как написал Анчаров: «чтоб годились песни квадратному дяде и этой девочке в заднем ряду». Это называется конъюнктура, и я пробовал так писать – получается неплохо, но осадок уж больно гадок. Становишься этаким маркетологом от поэзии – тут слезы налить надо, а там на чувства надавить, пафоса выдать – один холодный расчёт получается. А для себя пишут о том, что интересно самому себе. Или для памяти – «вот была со мной история…» Твои мысли, твой взгляд на ситуацию, твоей призмы преломление - они важны тебе самому, поэзия - лучшее средство самопознания. Интересно – читайте, не интересно – ну, извините, других текстов нет, пишите сами. В этом вопросе вообще-то есть серьёзный психологический подтекст. Масса людей по тем или иным причинам носит маски, играет придуманные роли, ведёт параллельную виртуальную жизнь. У каждого из них, безусловно, для этого есть свои причины. Но стихи – это всегда зеркало души. И если есть в человеке червоточина, то она обязательно даст о себе знать именно в его текстах. Если идёт раздрай у человека внутри, то это состояние непременно проявится в его стихах. Не хочу быть придуманным человеком. Стараюсь быть честным наедине с самим собой до конца. Странно – в юности любил приврать, и мне все верили. А сейчас пишу чистую правду – и люди частенько скептически качают головой. Они имеют на это полное право. Пытаться убедить всех в своей правоте, свидетелей откапывать? Жизни не хватит. Поэтому лучше уж писать для себя – лучший судья и адвокат себе ты сам. Марина: Но если писать только для себя, ориентировться только на своё видение, то на обратную связь расчитывать не приходится. Ваше творчество станет монологом, а не диалогом с читателем. Или я не права? Эдуард: Вот тут расставим точки над i. Если мы говорим о стихах для себя, то я имею в виду стихи, продиктованные внутренними чувствами человека, но при этом самодостаточные, независимые от формата конкурса и вкуса отдельных лиц. То есть я написал всё как есть, как оно легло мне на душу, независимо того, что хотел на самом деле увидеть мой читатель. Что выросло, то выросло. А стихи для всех – это зачастую набор модных аксессуаров данного сезона. Это то, что хочет видеть капризный читатель, то, что сейчас у него в тренде. Он пришёл посмотреть новый пафосный блокбастер с хорошим финалом, отвлечься от действительности, а ему вдруг показывают жуткий российский арт-хаус или «Груз-200». Вот о чём речь. Монологи и диалоги в данном случае – это всего лишь формы подачи текста. Монолог зачастую, наоборот, адресован как раз вовне, к людям. Когда ты пишешь для себя, то никто не мешает тебе вступить в контакт с читателем. А будет ли это диалог или монолог, это всего лишь вопрос выбора формы. Такой способ самовыражения – это и есть как раз открытая подача, протянутая рука. Другой вариант – это закрытая подача, такой способ самовыражения, когда ты высказал свою точку зрения (в форме диалога или монолога – как угодно, это неважно), закрыл двери и окна, повесил табличку «Злая собака» и упёрся рогом – не учите меня жить, все вы никто и зовут вас никак. Таких случаев в конкурсах хоть отбавляй – идёт агрессия в адрес мало-мальской критики. Я же в своём тексте просто высказываю мою точку зрения и всегда готов поговорить с каждым на затронутую тему. Меня волнует именно она, эта тема, она важна и насущна для меня куда больше, чем киношные страсти во Вселенной Марвел. А если я вдруг встал не с той ноги, что-то не так увидел, чего-то недослышал? Я могу ошибаться, я человек темпераментный и пристрастный. Но меня всегда можно переубедить – я ведь тоже разумный человек, как и мой читатель. Марина: Я знаю, зачем читателям нужны поэты. Скажите, зачем поэту нужны читатели? Зачем читатель Вам? Эдуард: Мой первый, главный и лучший читатель – мой сын, ему 33 года, он ведущий телерадиопрограмм, по профессии режиссёр массовых мероприятий, занимался стендапом. Любой свой текст, предназначенный наружу, я предварительно посылаю ему. Сын меня не щадит – но если уж ему зашло, то я немного успокаиваюсь. Как-то раз неожиданное письмо мне прислала девушка, студентка какого-то юрфака – попросила дать разрешение использовать мой текст довольно резкого содержания в каком-то их профильном семинаре. Я весьма опешил, но отказывать не стал. Ждал последствий, но как-то всё обошлось. Читают меня самые разные люди, даже коллеги-стихотворцы – за что им особое спасибо. Я-то сам по причине занятости мало кого на ПБ читаю, только по судейской необходимости, хотя потом иногда очень душевно болею – обилие плохих текстов меня удручает, ненадолго сбивая с творческого настроения на непродуктивное. А если серьёзно, то конечно, я очень хочу, чтобы меня читали обычные люди. Именно в их жизни и происходят те страшные события, от которых мне так хочется уберечь их и предостеречь – в сотый, тысячный раз. У меня есть цикл «Записки из Зазеркалья». Это тексты о тюрьме – и вовсе не в романтическом её понимании. К сожалению, там нет ничего придуманного – я видел всё это собственными глазами – человека, изнасиловавшего собственную мать, маньяков, убийц, бандитов, воров, наркодилеров, поджигателей бомжей, жертв суицида. Я знаю, что движет девиантным поведением этих людей. Их мир существует рядом с миром обычных граждан, и там тоже живут люди – но люди ли они? Что отделяет их от нас? Ведь с их точки зрения это они абсолютно нормальны, а вовсе не мы. Мы стараемся сделать вид, что этого мира не существует – неправда, он рядом, он ждёт нас и наших детей за дверью подъезда. И нам надо быть очень осторожными - этот мир очень опасен, там иные законы, иная мораль, иная логика поведения. Поймёте и примите вы мой совет или же нет – мне всё равно, я честно попытался вам лишний раз рассказать о том, что видел, я должен был предупредить вас - зато теперь моя совесть чиста. «Снег на Покров» - наверное, лучшее из всего мною написанного на эту тему. Я писал этот текст несколько лет – это реальная, трогательная, но вместе с тем очень страшная история про риэлтершу-мошенницу, специально родившую под приговор в надежде на снисхождение суда - и снова севшую в ту же самую тюрьму беременной через несколько лет. Я бы читал «Снег на Покров» в школах детям вместо «Анны Карениной» - это было бы для них гораздо полезнее… Марина: Как Вы думаете, как следует относиться к стихотворению, которое по совету друзей сильно поправлено, улучшено? Его ведь уже нельзя назвать только вашим стихотворением. Это коллективный труд… Эдуард: Советы друзей - это знаки их внимания… Я показываю свои тексты немногим людям, тем, чьё мнение для меня имеет важное значение, и видимо, уже настолько вырос в их глазах, что теперь они отделываются от меня только междометиями и пишут «а вот затыки свои сам вычёсывай». Для меня это высшая степень признания – чего-то, наверное, я всё-таки достиг. Был один смешной случай – я так долго и сумбурно что-то расписывал в тексте, что мой визави написал мне: «Убавить бы половину…» Я сделал из восьми строф четыре, потом две. В итоге всё уместилось в четыре строки. Я был сам ошарашен содеянным – вот сколько воды мы иногда несём в тексты… Никогда не забываю поблагодарить тех, кто помог мне довести до ума какие-то тексты – обязательно указываю «благодарочку» в эпиграфе или пишу в частном порядке. Если мне пишут и предлагают что-то исправить читатели – обычно исправляю. Как правило, советы разумные. Ещё ни разу никто не предлагал мне сделать текст хуже. И вообще ПБ полон добрых людей – мне ещё никогда здесь не приходилось использовать ЧС. Случается, что меня зовут обсудить тот или иной текст – это приятно, хотя я считаю своё мнение сугубо субъективным и сразу об этом предупреждаю. Если приходится подарить кому-то название для книги, вкусную строчку или хороший образ –всегда пожалуйста, мне не жалко. Коллективное творчество – это всегда хорошо. Творить в одиночку всё-таки как-то скучновато. Это у меня осталось с детства – мой папа таскал меня в спортзал, пытаясь увлечь всякими единоборствами, а мне всегда нравились командные виды спорта – футбол, баскетбол, хоккей – наверное, потому, что там можно было иногда сачкануть? )) Марина: Вы когда-нибудь пробовали творить, взяв за образец манеру любимого поэта? Эдуард: И неоднократно! О, сколько я написал в юности "под Макаревича"! У меня есть подражание Твардовскому -«Василий Тёркин» с криминальным сюжетом. Прошло много лет, у ветерана войны Василия Тёркина возникают проблемы с коррумпированными властями, желающими снести его дом на берегу Десны. Но в самый критический момент раздаётся звонок – героя войны в прямом эфире решил поздравить сам президент России. Что из этого вышло – читайте сами. Советую всем, кто начинает писать стихи – пишите под кого вам заблагорассудится. Зазорного в этом ничего нет – надо же с чего-то начинать… Главное – быть интересными. Хорошие версификаторы тоже нужны людям. И не надо чураться шаблонов. У стихотворцев долгая дорога к успеху, она требует многих знаний и навыков. Когда-то на уроках труда в школе все мы начинали с самых простых вещей – обтачивали ручку для молотка, потом делали табуретки – а поди-ка вот сделай табуретку? Не так-то это просто, как кажется. Конечно, нынче время лафхаков, сеть полна роликов про то, как можно легко и просто научиться писать стихи самому. Лучший способ это проверить – попробовать методику на себе. Получится у вас – прекрасно, в вас дремал гений! Не получится – не будете больше столь доверчивы. Вот, кстати, Галине Прудниковой очень нравился мой текст, написанный с использованием некоторых есенинских строк. Мы оба считали, что Есенин будет актуален всегда. У нас были разные взгляды на жизнь – она была очень мягкой, хотела сделать этот мир добрее и лучше, а я придерживался гораздо более жёсткой позиции. Именно в память о Галине - вот оно, это стихотворение: Марина: Эдуард, Твардовский или Вознесенский? Эдуард: Дмитрий Воденников. Твардовский – это моё пионерское детство. Твардовский простоват для нынешнего времени. Вот была мне нужда читать сейчас про колхозы, нашу Советскую Родину, про тёрки Ленина и печника… Вознесенский мне не близок, он никак не трогал моего сердца. Безусловно, он интересный человек и мастер своего дела. Если бы мне на выбор предложили взять на необитаемый остров томики обоих поэтов, я бы всё-таки выбрал Вознесенского – я мало что у него читал, надо восполнять пробелы. Марина: Символизм или классика? Эдуард: А по моим текстам разве не видно? Откуда у хлопца испанская грусть? Конечно, классика. Пушкин – самый драйвовый поэт, Некрасов – никто так не писал о русских женщинах. Вообще мне нравится Блок. Своей ясностью мышления он просто мгновенно излечивает меня от всяких несуразиц в голове. Ранний Блок-символист мне тоже симпатичен. Просто символизм требует более тонкой душевной организации, более плотного культурного слоя. А я коров пас всё детство, я деревенский ребёнок, чей внутренний мир гостеприимен, понятен и прост. Формальная логика не располагает к загадкам. Простые вопросы предполагают простые ответы. Не люблю туманных выражений и тройного толкования. Но при необходимости готов переварить всё, что угодно, символистов уважаю – ещё надо суметь такое написать… Марина: Расскажите, как написалось «Начало для античного романа»? Почему эта тема оказалась вдруг близка? Эдурад: История – это моё давнее увлечение. В пятом классе одноклассник подсунул мне роман Джованьоли о Спартаке – там не было сорока первых страниц, но я проглотил роман залпом и в итоге заболел Древним Римом на всю жизнь. Я прочитал великое множество исторических романов и понял, что это были всего лишь литературные версии тех или иных событий. Я прочёл массу публицистики, но это были просто элементы пропаганды тех или иных интересов. Между тем история тем и интересна, что она позволяет с большой долей вероятности предсказывать будущее человечества. Всё на свете уже когда-то было. Античная история просто кладезь информации для того, кто умеет анализировать. Та же Древняя Греция давным-давно совершила все важнейшие социальные эксперименты, испробовав все формы правления. Открывай книгу, читай – вот к чему неизбежно приводит тот или иной строй. Легко нам сейчас судить о неправильном/аморальном поведении тех или иных героев истории! А между тем современникам Суллы или Цезаря их поведение казалось вполне достойным уважения. Оба боролись за власть всеми доступными способами, но, заполучив её, так или иначе старались использовать во благо своей стране и её народу. Их соперники тоже не особенно-то отличались чистотой помыслов и дальновидностью. Взять того же Брута, убившего Цезаря, но совершенно не представлявшего, что же ему теперь делать дальше. О, я могу говорить о республиканском Риме очень долго – так ли виновен Катилина, так ли чист Цицерон... Я думаю, что каждый, кто изучает историю, так или иначе мечтает написать свою версию событий. Писать роман долго и трудно. Но написать главу из романа – вполне себе легко. Я решил поэкспериментировать. Отследил по документам жизненные пути Спартака и Суллы и нашёл момент, когда они вполне могли пересекаться в Риме. Мне показалось это интересным, и я свёл своих героев в момент триумфа Суллы – раб по имени Спартак, бывший офицер армии будущего диктатора, поставлен быть колесничим, обязанность которого по традиции состоит в том, чтобы периодически напоминать триумфатору: «Ты не бог! Ты простой человек.» Не такой уж дикарь был вообще-то этот Спартак… Происходил он из знатного рода, выглядел как эллин, доблестно воевал, а в рабство попал как дезертир и мятежник - дошушукался с марианцами. Заметьте – его не казнили, что уже было против правил. Кстати, в рабство Спартака до гладиаторской школы продавали как минимум три раза. Великолепный тактик, мастер кавалерийских рейдов, полководец римской выучки – мы до сих пор мало что знаем о нём. А Луций Корнелий Сулла вообще удивительный человек – онпобедил Митридата, стал диктатором Рима, прекратил гражданскую войну и преспокойно ушёл в отставку, чтобы жить как частное лицо.Не стоит забывать и о том, что Сулла входит в очень малое число полководцев, не проигравших за свою карьеру ни одного сражения! Что Спартак, кстати, женатый на жрице бога Диониса, мог сказать великому Сулле? Попросить о милости? Вполне возможно… Скорее всего Спартак получил отказ, мог сгоряча в отчаянии напророчествоватьвсякого – вполне мог. Неспроста ведь оба они в итоге – каждый в своё время - залили Рим кровью. Не могла не проскочить между ними какая-то искра! Раб вполне мог бросить пару лишних слов триумфатору. Тот вспылил, конечно, приказал отдать дерзкого раба в гладиаторы… Чем не пролог к роману? И тут конкурс пришёлся для меня весьма кстати… Марина: Стихотворение «Сергею Есенину» написалось исключительно для конкурса, или оно было написано раньше Эдуард: Этот текст был написан специально к конкурсу, причём почти экспромтом. Править его я особенно не стал, на призы не рассчитывал – написал и написал. Важно, что Есенин с нами прошёл после своей смерти всю историю нашей Родины – я видел, как его читают и поют все – от мала до велика. Образ ГГ там достаточно условный, собирательный. Хотя первой песней, которую я когда-то разучивал на гитаре, был есенинский романс «Выткался на озере алый цвет зари», но в рецидивисты я уж точно из-за несчастной любви уходить не собирался…. Текст – этакая модная шустренькая компиляция кодовых есенинских фраз – из-за их обилия получился очень душещипательным и чересчур сентиментальным. Я был не совсем им доволен – Есенина там не было, а мне хотелось написать именно от его лица. И я написал тогда что-то вроде послесловия - «Папиросы «Сафо», и вот этот текст до сих пор по непонятным мне причинам пользуется невероятной популярностью на Стихире. А ещё он мне нравится, потому что напоминает о моих любимых местах в СПб. Марина: У Вас случается так, что тему Вам подсказывает чужое творчество? Прочли, не согласились и написали что-то своё, более точное на Ваш взгляд. Эдуард: Редко, но бывает. В основном я хайпую, добавляя тем самым автору известности. Вот так получилось с Виталием Мамаем – я написал по мотивам его произведений пару текстов, он не счёл нужным меня поправить. Наверное, ему понравилось. Мы немного похожи внешне, и эта тема хорошо обыгралась. Там и вправду была смешная ситуация – в дамском глянцевом журнале я увидел случайно статью о том, какие марки табака предпочитаютразные типы женщин. «Незнакомка» - так называется текст. А второй стишок посвящён моему незабвенному герою Васе, прочитавшему мамаевский «SEMPERFIDELIS». Виталий тогда в очередной раз покинул сайт, без него было как-то дискомфортно, вот я и написал ему вдогонку «Вася и SEMPERFIDELIS». Кстати, Вася – это не совсем имя. Так в определённой среде называют простоватых недалёких парней, простофиль, которых легко обвести вокруг пальца. Этакий современный синоним всем известного сказочного героя по имени Иван-дурак. Марина: Расскажите о конкурсах, где Вы в жюри. Судить конкурс – это тяжело? Как это происходит? Эдуард: Отсудил я мало – всего пять конкурсов, в том числе два Кубка. Долго отказывался под разными предлогами от судейств – так и вправду складывались обстоятельства. Я считаю, что судить такие конкурсы – это не моё дело. Литературные конкурсы должны судить филологи, люди со специальным образованием. А я всего лишь любитель, профессия у меня прозаическая – я экономист. Вот ценообразование, затраты, инвестиции – тут да, тут я мастер. А в поэзии чувствую себя пока не совсем уверенно – выступал не так давно перед коллегами по литмастерской, так не знаю, как и выжил от стыда. Отбарабанил своё и скорей восвояси. Всё начинается просто – открываешь страницу конка, список статичен – очень удобно. Начинаешь первое чтение (читаю минимум три раза, с большими перерывами, только потом ставлю оценки – на это уходит без комментариев максимум час). Тебе виден только текст, больше ничего. Поставишь твёрдую оценку – получишь доступ к комментариям. Тут наступает самое весёлое – читаешь мнения коллег и понимаешь, что они все засаживают автора. А ты уже поставил тому крепкую девятку. Засада… Или наоборот – все коллеги поют осанну, а ты пять поставил. Экстрим? Ещё какой… Сиди и гадай теперь – то ли ты лишён вкуса, то ли всемирный заговор вокруг. Перечитываешь текст снова и снова – да вроде ты всё-таки прав. Но приятного мало… Что ещё? Никогда не считаю слогов, полагаюсь на ритм. Заглавные или прописные – нет разницы, лишь бы графически выглядело эстетично. Запятые важны. Описки или опечатки не приветствуются – мгновенно портится впечатление. Судить конкурсы – это большая ответственность. И очень большое разочарование… Помню, я готовился к первым судействам, писал заметки по ходу оценивания, с ужасом ждал требования обосновать оценку, так и эдак примерял нашу странную шкалу оценок. Потом понял – многие участники пришли не за разбором, а именно за адреналином. Присмотрелся к судьям – многие судят субъективно, втыкая колы почём зря, по принципу «у меня в руках ключ на двенадцать, всё несоответствующее этому размеру – нафиг». Это разве нормально? Это меня сильно удручает. Попадаются тексты, которые выше моего уровня понимания или вообще эксклюзивные. Мне им что, тоже колы ставить, потому что «гранаты у него не той системы», и я ничего не понял?! Я редко ставлю оценки ниже пятёрки, хотя и такое бывает. Какая нужда зверствовать, если участник всё равно не попадает в топ? Человек старался, пытался что-то донести, взял на себя труд поработать со словом – в наше время такие вещи надо приветствовать и поощрять, а вовсе не самоутверждаться за счёт своей пятидневной власти. Дедовщина в чистом виде. Мне давно не нравится наша система судейства – зачем эта «раздача всем сёстрам по серьгам»? Что даёт человеку 42-е место? Чем оно отличается от 58-го? Не попали в «десятку» - это главное. Откомментировать можно и без оценок. А, у вас там лотерея и призы за избранные места – ну, извините, проводите уже как-нибудь это счастье сами, не за счёт моего времени. Не приемлю навешивание ярлыков и раздачу безапелляционных суждений. Мало ли что тебе не нравится – держи своё «фи» при себе, это азы воспитания. Личность заслуживает уважения, если умеет уважать любую другую личность. Говори кратко и по делу, используй личку – зачем использовать публичное пространство для негативных оценок? Чтобы унизить кого-то? Автор и так связан по рукам анонимностью, у него пространство для маневра ограничено. Да что я говорю – это ведь элементарные правила поведения человека в обществе. Бодаться с судьями мне тоже нравилось, потом разонравилось – проиграв раунд (а это легко!) на публике, чувствуешь себя идиотом. Теперь я как участник пишу судье в личку и мирно беседую – поясните, обоснуйте. Не там, а тут – толково и внятно, пожалуйста. Поясняют. Огорчает ведь не сама порка, а именно её публичность. Нет, поэзия – территория повышенной деликатности. Как-то был смешной и немножко грустный случай. После одного из конкурсов написал мне в личку человек: «А вы почему мне семь поставили?» Я поднял записи, отвечаю: «Да у вас там куча косяков, еле пятёрка набиралась… Я уж добавил вам – чисто от щедрот, так что…» Автор отвечает: «Да я без претензий к вам! Просто мне все остальные судьи троек понаставили…» Не хватает, катастрофически не хватает сайту системного ликбеза, мало-мальской учёбы по обычному школьному принципу - «задания-оценки-новые задания». Что это за учёба в конкурсах? Молчаливый кол от члена жюри – это учёба? Это называется «отчепись». Какой смысл «ураганить» среди неподготовленных людей, с наивным простодушием приносящих на конкурсы свои пусть неуклюжие, но трогательные и откровенные тексты? Их учить, им помогать нужно, подсказывать. А самоутверждаться надо среди равных… … Нет, никак нельзя мне в судьи – добрый я слишком. )) Марина: Ну и последний вопрос. Представьте, что такой ликбез создан и Вы приглашены его проводить. Какие самые первые обязательные истины Вы попытались бы донести до тех, кто приносит добрые, трогательные тексты, далёкие от серьёзного уровня? Эдуард: Я бы начал с самого простого. Есть надёжный тест, называется он «Самый лучший день», его подсказал мне однажды один хороший человек. Опишите самый лучший день в своей жизни. Какой самый светлый образ из этого дня вам больше всего запомнился? Почему? А теперь попробуйте написать об этом несколько строк – просто так, без рифм, без всяких изысков – просто передайте свои эмоции в одном предложении, всего в нескольких строках, использовав при этом тот самый вспомнившийся вам образ. Зафиксируйте всё это на бумаге. Не надо спешить – нужно спокойно и осторожно слепить короткое послание, этакий компактный тёплый солнечный зайчик, чтобы подарить его людям. Так вот и учатся работать с образами. А потом собирают из них стихотворения. Вот вам для образца экспромт: Свадьба. Мама молодая. Пригорюнился отец. Гром за речкой громыхает. Едем в церковь, под венец. Марина: Я благодарю Вас за откровенность и уделённое мне время. Эдуард: И Вам тоже большое спасибо. Желаю всем добра, удачи и крепкого здоровья! 25.11.2020 СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ Ничего, читатель мой, не скрою — развесёлый и немного пьяный, он по жизни всё идёт со мною через бури, БУРы и бурьяны. Задыхавшийся от страсти юной, голосом опробывая слово, я Есениным измучил струны на гитаре той, восьмирублёвой. И рыдали тётеньки, дебелы, слушая надрывные куплеты, как "опавший клён заледенелый" под метелью всё поёт про лето. И с друзьями шумными горланя песню про "заботу в сердце мглистом", знал я — утоплю любовь в стакане, а потом уйду в рецидивисты. А любовь топиться не хотела, завертелось как-то всё иначе. Сколько лет с поры той пролетело! "Не жалею, не зову, не плачу..." А в чеченском пекле том жестоком, о судьбе своей ещё не зная, я хрипел начмеду под Моздоком: "Всё, отпела "роща золотая"..." Мы друзей погибших хоронили, злую водку пили на прощанье, и в слезах кричали на могиле: "До свиданья, друг мой, до свиданья!" Всюду одинаковы зинданы. Нас на волю вывели седыми. Вечно молодой и вечно пьяный — спой, Сергей, о "белых яблонь дыме". "Мы теперь уходим понемногу..." И хотя давно сменилась эра, примеряем все, тайком от Бога, ту петлю на трубах "Англетера". Исаакий смотрит безмятежно — ста шагов он не дошёл до храма. ... "Ты по-прежнему такой же нежный", — тихо скажет старенькая мама. Эдуард Струков Дорогие читатели, я предлагаю задать свой вопрос моему гостю. Автор лучшего вопроса будет премирован 50-ью серебряными монетками.