"Я рад бы всё принять и жить в ладу со всеми..." слово о Борисе Чичибабине
Проект "Поэты-шестидесятники" представляет к прочтению и дискуссии очерк о поэте БОРИСЕ ЧИЧИБАБИНЕ.
Сегодня хозяин обсуждения — автор статьи МАКЕЕНКО ЛЮДМИЛА.
Всё тише, всё обыкновеннее
я разговариваю с Богом.
Борис Чичибабин
Мои детские и институтские воспоминания о Харькове связаны в первую очередь с многолюдным железнодорожным вокзалом, местом пересадки по пути к родственникам, с вкусным многослойным мороженым в высоком стеклянном стакане с трубочкой, но с некоторых пор этот город ассоциируется ещё и с именем поэта-шестидесятника, не такого «раскрученного», как Евтушенко, Ахмадуллина, Вознесенский и др., да и стихи его по духу были иные, возможно потому, что к приходу «оттепели» его «жизненный багаж» был более увесистым — в силу того, что он был на десять-пятнадцать лет старше, да и судьба «одарила» не только счастливым опытом. Но уверена, харьковчане о нём помнят и сегодня, спустя четверть века после его кончины.
Однажды я услышала стихи, поразившие меня своей глубиной и выразительностью. Две строчки врезались в память:
О, кто там у руля, остановите время,
остановите мир и дайте мне сойти.
Позже я узнала имя автора. В обыденной жизни он носил фамилию отчима — Полушин, а для творческой взял девичью фамилию матери.
Очень трудно вместить в короткий текст всё, что хотелось бы сказать об этом удивительном человеке. Поэту удавались и любовная, и философская, и особенно гражданская лирика; дважды он пострадал за свои «неправильные стихи»: летом 1946 года был арестован во время экзаменационной сессии и осуждён по 58-ой статье, отбыл наказание, и хотя во время «оттепели» его подборки публиковали в журналах и вышли его сборники, многие стихи подверглись цензуре, «уродовались», а позже по приказу «сверху» поэт надолго был «забыт» и не печатался, вплоть до «перестройки». Выручал «самиздат» и, видимо, именно благодаря ему я и услышала впервые стихи Бориса Чичибабина. Не стану пересказывать биографию — желающие могут легко найти её в интернете. Но лучше почитать воспоминания Феликса Рахлина «О Борисе Чичибабине и его времени. Строчки из жизни» и посмотреть видеозаписи передач с участием самого поэта, где он не только читает свои стихи, но и говорит об очень важных вещах. Поражает чистота и цельность его натуры , гармонично сочетающей «возвышенное и земное». И ещё хочу поделиться несколькими любимыми стихами.
В некоторых из них чувствуется влияние Бориса Пастернака, чьё имя (по воспоминаниям Феликса Рахлина) не сходило с уст начинающего поэта.
***
Я плачу о душе, и стыдно мне, и голо,
и свет во мне скорбит о поздней той поре,
как за моим столом сидел, смеясь, Микола
и тихо говорил о попранном добре.
Он чистое дитя, и вы его не троньте,
перед его костром мы все дерьмо и прах.
Он жизни наши спас и кровь пролил на фронте,
он нашу честь спасёт в собачьих лагерях.
На сердце у него ни пролежней, ни пятен,
а нам считать рубли да буркать взаперти.
Да будет проклят мир, где мы долгов не платим.
Остановите век – и дайте мне сойти.
Не дьявол и не рок, а все мы виноваты,
что в семени у нас – когда б хоть гордый! – чад.
И перед чванством лжи молчат лауреаты –
и физики молчат, и лирики молчат.
Чего бояться им – увенчанным и сытым?
А вот поди ж, молчат, как суслики в норе, –
а в памяти моей, смеющийся, сидит он
и с болью говорит о попранном добре...
Нам только б жизнь прожить, нам только б скорость выжать,
нам только б сон заспать об ангельском крыле –
и некому узнать и некому услышать
мальчишку, что кричит о голом короле.
И Бога пережил – без веры и без таин,
без кроны и корней – предавший дар и род,
по имени – Иван, по кличке – Ванька-Каин,
великий – и святой – и праведный народ.
Я рад бы всё принять и жить в ладу со всеми,
да с ложью круговой душе не по пути.
О, кто там у руля, остановите время,
остановите мир и дайте мне сойти.
1978
***
Живу на даче. Жизнь чудна.
Своё повидло…
А между тем ещё одна
душа погибла.
У мира прорва бедолаг, –
о сей минуте
кого-то держат в кандалах,
как при Малюте.
Я только-только дотяну
вот эту строчку,
а кровь людская не одну
зальёт сорочку.
Уже за мной стучатся в дверь,
уже торопят,
и что ни враг – то лютый зверь,
что друг – то робот.
Покойся в сердце, мой Толстой,
не рвись, не буйствуй, –
мы все привычною стезей
проходим путь свой.
Глядим с тоскою, заперты,
вослед ушедшим.
Что льда у лета, доброты
просить у женщин.
Какое пламя на плечах,
с ним нету сладу, –
принять бы яду натощак,
принять бы яду.
И ты, любовь моя, и ты –
ладони, губы ль –
от повседневной маеты
идешь на убыль.
Как смертью веки сведены,
как смертью – веки,
так все живём на свете мы
в Двадцатом веке.
Не зря грозой ревёт Господь
в глухие уши:
– Бросайте всё! Пусть гибнет плоть.
Спасайте души!
1966
***
Когда я был счастливый,
там, где с тобой я жил,
росли большие ивы,
и топали ежи.
Всходили в мире зори
из сердца моего,
и были мы и море –
и больше никого.
С тех пор, где берег плоский
и синий тамариск,
в душе осели блёстки
солоноватых брызг.
Дано ль душе из тела
уйти на полчаса
в ту сторону, где Бело-
сарайская коса?
От греческого солнца
в полуденном бреду
над прозою японца
там дух переведу.
Там ласточки – все гейши –
обжили – добрый знак –
при Александр Сергейче
построенный маяк.
Там я смотрю на чаек,
потом иду домой,
и никакой начальник
не властен надо мной.
И жизнь моя – как праздник
у доброго огня…
Теперь в журналах разных
печатают меня.
Все мнят во мне поэта
и видят в этом суть,
а я для роли этой
не подхожу ничуть.
Лета в меня по капле
выдавливают яд.
А там в лиманах цапли
на цыпочках стоят.
О ветер Приазовья!
О стихотворный зов!
Откликнулся б на зов я,
да нету парусов…
За то, что в порах кожи
песчинки золоты,
избави меня, Боже,
от лжи и суеты.
Меняю призрак славы
всех премий и корон
на том Акутагавы
и море с трёх сторон!
1988–1989
***
Меня одолевает острое
и давящее чувство осени.
Живу на даче, как на острове,
и все друзья меня забросили.
Ни с кем не пью, не философствую,
забыл и знать, как сердце влюбчиво.
Долбаю землю пересохшую
да перечитываю Тютчева.
В слепую глубь ломлюсь напористей
и не тужу о вдохновении,
а по утрам трясусь на поезде
служить в трамвайном управлении.
В обед слоняюсь по базарам,
где жмот зовёт меня папашей,
и весь мой мир засыпан жаром
и золотом листвы опавшей...
Не вижу снов, не слышу зова,
и будням я не вождь, а данник.
Как на себя, гляжу на дальних,
а на себя – как на чужого.
С меня, как с гаврика на следствии,
слетает позы позолота.
Никто – ни завтра, ни впоследствии
не постучит в мои ворота.
Я – просто я. А был, наверное,
как все, придуман ненароком.
Всё тише, всё обыкновеннее
я разговариваю с Богом.
1965
В понедельник встречайте эссе Виктории Беркович о поэте Арсении Тарковском. Ждём вас в это же время!
Не забывайте, что свои впечатления, мнения, вопросы к автору статьи или любимые стихи представленного поэта вы можете выкладывать в комментариях. Отдельными записями, не противоречащими правилам сайта и законам РФ, можно опубликовать собственные заметки и эссе о поэтах-шестидесятниках в альбоме или в дневнике.
Желаем вам здоровья и добрых выходных!