Уважаемые посетители «Поэмбука».
Как я обещал вам, пишу построчный комментарий к своему стихотворению «Степь замирает к полудню…» - вовсе не потому, что считаю его эталоном поэтической речи (в нём есть недостатки, и я их покажу), а потому, что профессиональная поэзия предполагает некоторый минимальный уровень точности слова. И я желаю поговорить об этом на примере моего, а не чужого текста.
Начну с того, что я отношусь к тем поэтам, которые, садясь за написание текста, заранее имеют представление о том, из скольких строф оно будет состоять. Исходный случай: шесть строф; они распадаются на три композиционных части. Две первые части завершаются рефреном (но без смыслового соответствия, «рефреном-омонимом»), третья часть завершается «смысловым рефреном». Стихотворение лучше воспринимается, если его первая часть выдержана в реалистической методике (описание мира здесь и сейчас), вторая – в ретроспективной (описание мира не сейчас, а в прошлом и, возможно, не здесь), а в третьей части подбавляется «модерн» (настоящее и прошлое объединяются в условно-фантастическом). Всё это, конечно, «ремесло». Но для большинства поэтов потребно именно «ремесло»; точно так же как для школьников потребна грамота. Школьник учится читать; точно так же поэту надо научиться азам его ремесла; станет ли он гением или «крепким профессионалом» - вопрос такой же вероятности, как и вопрос о том, вырастет ли школьник хорошим человеком или плохим.
Начинаю разбирать…
Степь замирает к полудню,…
Степь действительно замирает в полуденные часы, если день летний и ясный; но чтобы понять смысл слова «замирает», надо прочитать строку до конца: у этого слова – иной смысл.
… дрожа двоекратно.
А вот тут – непонятка: замирать, дрожа невозможно. Но можно замирать после двухразового (двоекратного) дрожания – «степь два раза дрожит, а потом замирает».
С чем связано это двоекратное дрожание? С тем, что «я» настраивает своё зрение, очень проблемное в жаркий летний полдень в степи. Для того, чтобы устроить себе «соколиный взгляд» (и, например, увидеть кузнечика в отдалении на сухом стебле), надо моргнуть. Двумя глазами. Вот степь и дрожит двоекратно (в моём взгляде) и затем замирает (в моём взгляде).
Душно от солнца…
Не ожидал, что эти сверхпонятнейшие слова вызовут вопросы…
…и серых ковыльных уздечек.
Серо-буро-белый ковыль в степи, который цепляется за ноги («уздает»), а у некоторых людей ещё и вызывает аллергию.
По желтизне расплываются бурые пятна,…
Бурые острова сухого ковыля в жёлтой сухой июльско-августовской степи. Правда, они не расплываются. И тут имплицитно появляется дополнительный смысл – бурые пятна пота (в летний полдень в степи) расплываются по одежде «я». Возможно, «я» - в жёлтом. А, возможно, и нет.
Да в отдаленье стрекочет зелёный кузнечик.
Пока я его не вижу в подробностях; я его слышу и различаю цветовым пятном. На серо-буром стебле ковыля он менее различим, чем на жёлтой выжженной траве. Но всё равно различим. А по жизни он – зелёный (не бурый, не жёлтый, не какой ещё).
Вот – он – на стебле сухом -…
А теперь я его увидел в подробностях!
...в неподвижном полёте,…
Он тоже увидел, что я его увидел, и готов прыгнуть.
Хочет чего же: травы,…
Кузнечики питаются соком трав.
…сухостоя,…
Словом «сухостой» называются не только сухие стволы деревьев, но и сухие высокие стебли трав. В данном случае кузнечик – на сухостое. Зачем?
…свободы?
Всякая тварь хочет свободы. Что же может лишить кузнечика свободы (и жизни)? Его природных врагов поблизости нет. Разве что, незримый сокол упадёт с неба, если разглядит зелёного кузнечика на буром стебле сверху. Кстати, соколы питаются кузнечиками; малые соколы питаются кузнечиками преимущественно, крупные – иногда.
Да не коснутся его костенеющей плоти…
Кузнечик производит такое впечатление – одновременно плотское, хрупкое и костенеющее.
Для любителей аллюзий из Осипа Мандельштама могу напомнить строку из «Ариоста» - «В полуденной степи кузнечик мускулистый». Хотя я противник непременного считывания аллюзий. Иногда степь – это степь, а кузнечик – это кузнечик.
Да не падут на него соколиные своды.
Когда сокол падает на добычу, он накрывает её собой. «Соколиные своды» в данной строке – тело сокола с распростёртыми крыльями.
Полдень крылами трещит и поводит усами,…
Олицетворение.
Стрёкот всё ближе,…
Звуковая иллюзия.
…и я всё ясней вспоминаю…
Внимание, читатели! Слово «вспоминаю» - маячок того, что сейчас хронотоп текста изменится!
Серый забор, кочегарку, поля за лесами,
Мокрые спины,…
«Поля за лесами» - хронотоп воспоминания находится в другой, не степной, а лесополевой (более северной) зоне. «Серый забор» (казённый, огораживающий), «кочегарка», «мокрые спины». Где всё это можно увидеть? Образ следующей строфы даёт безошибочный ответ – «медною пряжкой»: гражданские лица крайне редко надевают ремень с медной пряжкой. Армия!!! «Я» вспоминает о временах своей армейской службы.
…кузнечиков звонкую стаю.
Может быть, действительных кузнечиков, увиденных летом во времена службы. А, может быть, сослуживцев с их мокрыми (вспотевшими) спинами в зелёной армейской форме. Двойной смысл.
Льются лучи, отражённые медною пряжкой,…
Действительно льются. Полдень. Синее безоблачное небо, жара. Армейская пряжка ремня, вычищенная до зеркальности (как положено по уставу).
С юга на запад струятся зелёные воды.
Вероятно, в месте расположения части протекала речка, чьи воды зелёного цвета. Кстати, с юга текут северные реки; реки степной зоны текут с севера. Есть и дополнительный смысл: реки пота по зелёным спинам сослуживцев (хотя они текут не «с юга на запад»).
Взгляд опрокинутый…
Устремлённый вверх, в небо.
… манят хрустально и тяжко
Синие грани, лучи,…
Лето. Армия. Летний безоблачный день. Жара. Жажда. Синее небо (небесная вода). Солнце отражается в медной пряжке. Она выглядит гранёной. От этого и синее небо «гранится» (как хрустальный стакан воды-синевы).
Двоекратное повторение в одной строфе слова «лучи» - недостаток моего текста. Я пробовал сделать лучше – лучше не получается. Как я сказал, этот текст – не образец поэтической речи.
…соколиные своды.
То есть, небесные своды. У соколов цвет радужки – не синий. Но фразеологический оборот «соколиный взгляд» чаще всего применяется к синеглазым людям.
Синее небо = сокол = соколиная радужка (радужка соколиного взора).
Льётся и льётся кузнечиков жёлтая речка,…
Сюрреалистический образ, вызванный состоянием разморённости от солнца и спровоцированный звоном кузнечиков и воспоминанием о речке. Та речка была речкой зелёного цвета. Эта речка – жёлтая (хотя увиденный кузнечик – зелёный). Я-тогда – зелёный (как кузнечик), в армейской форме. Я-сейчас – возможно, жёлтый. Текст снова переместился в нынешний хронотоп; люди-кузнечики из зелёных стали жёлтыми.
Грани померкли,…
«Я» переместилось в настоящее время, на «я» больше нет гранящей свет армейской медной пряжки, оттого и грани помергли.
…и тихое солнце лучится,
Отблеск играет,…
Солнце «тихое», потому что оно послеполуденное. Граней нет, а отблески солнца есть.
…зелёная тень человечка
Корчится в чёрном зрачке нависающей птицы.
Человечек-кузнечик – «я». Кстати, снова зелёный (вспоминающий о себе в армии). Птица (сокол) – небо («соколиные своды»). Зрачок – солнце. Об образе «чёрного солнца» (у Нерваля, у Мандельштама, у Шолохова) написаны тома исследований; но дело не в том. От жары солнце кажется чёрным (оптический эффект).
Стебель в тяжёлой руке разрывается тонко.
Может быть, тот самый стебель, на котором сидел кузнечик. А, может, и нет. Рука тяжёлая, потому что это рука «я», присутствующего здесь и сейчас во плоти («кузнечика»).
Птица всё ниже,…
Небо-птица-угроза-судьба.
…а летние дни всё короче.
И (послеполуденный) день идёт на убыль, солнце спускается ниже. И летние дни в июле-августе (после летнего солнцестояния) всё короче. И дни жизни «я» - идут на убыль.
Плотная плоть,…
Плоть стебля. Плоть кузнечика. Плотная (тяжёлая) плоть «я», уподобленного кузнечику. Но и плоть сокола, падающего на кузнечика. Плоть неба. Плоть жаркого летнего дня. Плоть бытия. Где плоть, там и уничтожение (кузнечиков соколами).
…золотая двойная воронка.
«Золотая воронка» - зрачок солнца-сокола. Золотой (хотя и чёрный). У сокола два глаза, а солнце – одно. Почему воронка – «двойная»? Тут – действительная аллюзия на Мандельштама. На смежное по тематике «тяжести-хрупкости» стихотворение «Сёстры – тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы…». Оно завершается строками «в медленном водовороте тяжёлые, нежные розы. Розы тяжесть и нежность в двойные венки заплела». Но и на этой аллюзии я не настаиваю. От жары может двоиться в глазах; и от того на небе покажутся два солнца (частый оптический эффект). А может и не двоиться: воронка – одна-единственная. Но жёлто-чёрная (то жёлтая, то чёрная).
Нас стерегущие цепкие синие очи.
Соколиные своды. Соколиный взгляд синей радужки неба с жёлто-чёрным зрачком-солнцем. Смысловое повторение финала второй части стихотворения. Сокол опускается на кузнечика; синее небо по-соколиному высмотрело «я» и медленно спускается – спускающимся послеполуденным зрачком солнца, сокращающимися летними днями, сокращающимся сроком жизни (убыванием отпущенных дней). «Помни: за тобой следят».
Вот он – смысл моего стихотворения…
p.s.: Добавляю, что причиной к этой публикации стали не мои личные взаимоотношения с кем-либо из посетителей "Поэмбука", а стремление показать, что и написание стихов и даже чтение стихов является занятием, требующим продуманности. Насколько меня радуют прозаики, понимающие значение композиции, жанра, стилистики и прочих чисто технических феноменов, настолько меня огорчает цех поэтов, иногда становящийся неотличимым от среды шоу-бизнеса.