Звучание памяти. Эссе о стихотворении Алексея Порвина "Вместе с колодезной водой..."
Вместе с колодезной водой
зачерпнут ослепший листик:
он, пролежавший в темноте,
дрожит от шума
веток над головой твоей,
как будто припоминая —
да, это прошлое, оно
звучит, как прежде.
Плещется тьма вокруг тебя —
в нее ты попал случайно;
вздрогнешь, припомненный вверху
каким-то шумом —
крылья ли? Ветви? Но едва
звучащему стать прошедшим:
что позабыто в вышине —
не знает звука.
Алексей Порвин
Из тихой, покойной прохлады колодезного мрака извлечён лист, пролежавший в ней достаточно долго, чтобы ослепнуть. Колодезная вода в обычном смысле, зачёрпнутая – сама жизнь, но в пространстве колодца лист, очутившейся на её тёмной, отражающей лишь долю вышнего света, поверхности, обречён склизкому, быстрому разложению, вязкому растворению тьмой.
Как лист, давно упавший с ветки в колодец, теряет зрячесть, так и человек, оторванный от высшего – «что позабыто в вышине ‒ не знает звука» ‒ остаётся лишён возможности не только видеть, но и слышать, и звучать самому.
Звук и зрячесть в миросозерцании автора имеют дуалистически единые основания:
«…он, пролежавший в темноте,
дрожит от шума…»
Так, будучи ослепшим, лист не способен слышать. Аналогичным образом скрепляются в тексте память и звучание:
«что позабыто в вышине —
не знает звука».
Местоимения становятся инструментом смены героя. Первые два четверостишия дают возможность увидеть бытовую картину в поэтическом ключе, формируют базовые связи текста между звуком и шумом, тьмой и вышиной, листом и тем, кто зачёрпывает воду.
Вторая пара четверостиший открывается резкой сменой главного героя: теперь автор обращается к листку через «ты»; иными словами, уподобляет ему «ты» из предыдущих строф.
«…вздрогнешь, припомненный вверху
каким-то шумом…».
Именно здесь реализуется разворачивание разработанных в первом четверостишии смыслов через установленные связи между объектами и образами.
Пространство текста определяется шириной колодца, но взято во вселенском объёме. Достигнуть широкого охвата позволяет антитеза, взгляд поэта проходит от глубокой колодезной тьмы и до самых далёких нот звучащей выси (крылья, ветки).
Если в первых двух четверостишиях существует кто-то, кто зачёрпывает воду, то во второй паре его уже нет – «вздрогнешь, припомненный» ‒ припоминание происходит свыше, без непосредственного воздействия, а значит, между ослепшим листом и высью продолжает существовать связь, обусловленная памятью прошлого.
Для листа прошлым является настоящее: «да, это прошлое, оно / звучит как прежде». Это позволяет автору обозначить философский концепт времени: оно существует только в осознании исчерпаемости; так, лист, слетевший с ветви, воспринимает длящееся, но недоступное ему, как прошлое. Однако поэт, лишенный зрячести и звуков – поскольку позабытое в вышине звука не знает, ‒ не может приравнять прошлое звучание к прошлому, ибо сказанное поэтом продолжает существовать вне зависимости от него самого; так, слово не станет прошлым, продолжая звучать и звучать в вышине.
Это и другие эссе написаны в рамках проекта "несовременник"