Да или Нет? Илья Рейм.
Да или Нет?
10 января 2018
To produce a mighty book, you must choose a mighty theme.
No great and enduring volume can ever be written on the flea,
though many there be that have tried it.
Herman Melville
Чтобы создать большую книгу, нужно выбрать большую тему.
Ни одно великое и долгоживущее произведение
не может быть написано о блохах, хотя многие пытались.
Герман Мелвилл
О ВЕЛИКИХ СТИХОТВОРЕНИЯХ
Так уж получается, что воздействие поэзии на читателя всегда загадочно. Во-первых, не до конца понятно, почему слова, тщательно подобранные и урегулированные по весьма искусственным законам, оказывают воздействие, несомненно отличающееся от воздействия обычных слов. Во-вторых, трудно объяснить, почему одни наборы урегулированных слов будят в нас что-то таинственное и воспринимаются как сильные стихи, другие — нет, а третьи — и вовсе порождают у читающего или слышащего их неловкость, как будто он присутствует при чём-то малоаппетитном и неприличном. Иной раз замени или переставь одно-два слова — и пожалуйста, из интересного стихотворения получилась какая-то невнятная пошлость. Научиться ощущать воздействие стихов, развить в себе вкус к ним, пожалуй, сравнительно нетрудно. Вот только объяснить то, как этот вкус работает, почему то или иное решение автора хорошо или плохо — задача не из лёгких. Причём даже когда приходит способность объяснять, результат всё равно остаётся именно объяснением ощущений, но никак не детальной расшифровкой их причин. То есть ты просто знаешь, что если возникло такое-то неприятное ощущение от текста, надо поискать те или иные ритмические особенности, речевые странности, фонетические дефекты, неудачности строения образов. Но это не значит, что можно сформулировать, каким будет ощущение от текста, если текст будет состоять из таких-то приёмов. Да, научиться прослеживать связь от ощущений к техническим деталям устройства текста можно, можно даже научиться понимать, как добиться нужного изменения ощущения. Но рассмотреть текст как мёртвую и механическую сумму приёмов не выходит. Логика может помочь объяснить и даже исправить что-то, но голая логика никогда не создаст целостного стихотворения, которое интересно будет читать.
В сущности, вышесказанное — о стихах плохих и хороших. Сейчас же мы попробуем порассуждать о стихах, которые больше чем хороши. Крайне редко, но встречаются вещи, становящиеся для нас чем-то совсем уж масштабным — какой-то вершиной, своего рода столпом, одним из тех, без которых само лицо поэзии (русской, а иногда и мировой) было бы чуть другим. Разумеется, таких вещей очень немного. Даже у великих поэтов, творцов «первого ряда», оставивших значимое и обширное наследие, как правило, речь о единицах, причём сам выбор «величайших стихов» зачастую условен. Но обычно у большого поэта есть несколько стихотворений, прочитать которые в целом достаточно для составления представления об этом поэте и его творчестве (я не к тому, что остальное читать не надо, но для ухватывания сути часто нужно всего несколько работ, после прочтения которых становится ясно, что, как и о чём поэт писал).
Я приведу примеры, не пытаясь ограничить условный список: даже у авторов, которых я назову, таких «великих стихов», конечно, же, больше. «Пророк» Пушкина. «Выхожу один я на дорогу» Лермонтова. «Молчи, скрывайся и таи» Тютчева. «Поэма без героя» Ахматовой. «Во весь голос» Маяковского. «Незнакомка», «Скифы» и «Двенадцать» Блока. «Письма римскому другу» Бродского. «Плавание» Бодлера и «Пьяный корабль» Рембо (последние два успешно преодолели даже границы языка, оказав влияние на русскую поэзию). Это только то, что вспоминается лично мне в первую очередь, и если я упустил ценные для кого-то стихотворения или поэтов, то не потому, что отказываю им в значимости (скажу честно, я и своих любимейших поэтов — Пастернака и Гумилёва — пропустил, хотя и у них можно найти примеры), просто здесь выхвачено первое, что пришло на ум.
Но что же делает хорошее стихотворение хорошего поэта великим? С чего вдруг это стихотворение начинает повторяться потомками как заклинание? На первый взгляд ответ кажется достаточно очевидным: видимо, эти стихи обладают каким-то особым совершенством слова. Но авторы подобных стихотворений обычно являются мастерами такого уровня, что «особым совершенством» обладает... нет, конечно, не каждая из их работ, но, во всяком случае, не один десяток, а иной раз, у поэтов, проживших долгую и бурную творческую жизнь (увы, это не всегда совпадает с долгой жизнью в бытовом понимании: в тридцать семь лет некоторые умещали такую творческую биографию, что, кажется, в семьдесят уместить непросто), может набраться и добрая сотня. Итак, перед нами многие десятки шедевров, казалось бы, в полной мере вобравших мастерство и переживания автора, те, которые радостно читать, которые сплавлены для нас в единый нерукотворный памятник под названием, например, «Творчество Пушкина». Но важнейшие, самые значимые, ключевые произведения всё-таки немногочисленны. Зато их столетиями учат наизусть и перечитывают, их растаскивают на цитаты, их используют для обоснования своих мыслей и для придания им красок.
Итак, что же объединяет эти ключевые вещи? Каждое из названных стихотворений вобрало в себя что-то значимое, став его символом. «Пророк» — размышления великого творца об идеале поэта-пророка, ставшие для нас символом этого идеала и задавшие один из важнейших вектров всего пушкинского творчества. «Выхожу один я на дорогу» — почти прощальное стихотворение Лермонтова, подводящее итог всей его жизни и собирающее для нас его мироощущение в конце её. «Молчи, скрывайся и таи» — символ всей тютчевской философской лирики, которая в поэзии XIX века была несомненно свежей и чрезвычайно значимой. Лирическая поэма Ахматовой («Поэма без героя») — одно из итоговых произведений Серебряного века, пусть и написанное несколько позже, но зато непосредственным участником данного явления в русской поэзии. Вступление в поэму, написанное Маяковским незадолго до смерти, в котором он много сказал о своей трагедии, которая, видимо, и была скрытой причиной ухода поэта. «Незнакомка» — знаковое произведение для определённого декадентского мироощущения, а это мироощущение сыграло свою роль в Серебряном веке. «Скифы» и «Двенадцать» — своеобразные символы народной стихии и представлений о специфике пути России (возможно, у кого-то мои слова вызовут своего рода аллергию, но трудно отрицать, что эти представления как минимум оказали большое влияние на культуру и — через неё — на реальность). Названное мною стихотворение Бродского во многом отражает взгляды на жизнь целого поколения интеллектуалов, и можно не любить эти взгляды (к слову, я не в восторге от них и даже не поклонник Бродского), но то, что тут автор попал в некую почти невидимую «десятку», вряд ли можно подвергнуть сомнению. «Плавание» вошло в русскую поэзию с лёгкой руки Цветаевой, переведшей его, и значимость «Плавания» — в мироощущении и философии, ценность которых выше личной. «Пьяный корабль», по сию пору не имеющий общепризнанно канонического перевода, зато имеющий много различных даже по форме, вообще оказал на мировую поэзию колоссальное влияние. В каком-то смысле в нём скрестился отзвук мотива, затронутого и Пушкиным в «Пророке», и разросшегося здесь буквально до космических масштабов, с мироощущением «проклятых поэтов». Удивительно при этом, что «Пьяный корабль» написан шестнадцатилетним мальчишкой.
Собственно, тут мы и приходим к сути мелвилловской цитаты, которую я взял эпиграфом. Совершенство стиха, мастерство — это прекрасно, и понятно, что без мастерства ничего хорошего не напишешь. Но в процессе восхождения всё-таки есть некая грань, перейти которую позволяет только содержание, значимость которого выше личного, содержание, которое декларирует что-то важное для множества людей. Даже крупнейшим поэтам сказать что-то настолько значимое удаётся не слишком часто, может быть, несколько раз за жизнь. Но если из всей поэзии оставить только такие вещи, поэзия останется почти такой же яркой, как была: это тот случай, когда в жемчужинах оказывается заключён весь океан, породивший их. Есть известная фраза (я слышал, что её приписывали Шопенгауэру, но точного авторства так и не знаю), гласящая, что талант попадает в цель, в которую никто попасть не может, а гений — в цель, которую никто не видит. И я думаю, что те величайшие стихотворения, о которых идёт речь — это как раз редкие случаи попадания в такие цели. Попадания, которые обозначали саму цель, делали её доступной для многих, расширяя тем самым горизонты поэзии.
