Убийца
Мы звали его просто Джек,
И мы так развлекались,
когда его руки пускали в кипящий отвар,
Когда разжигали костёр из того, что осталось
от дома его – той лачуги, где длился кошмар.
Пускали по кругу его через нож или биту,
и каждому дали возможность ударить не раз.
Он не был убийцей.
Он был человеческой гнидой,
впадающей от чьей-то смерти в глубокий экстаз.
Лупили его не ремнём, а заляпанной плетью,
которой он выбил из тел чьих-то хрипы и дух,
Гнобили его же уродством, злорадством и сетью,
но он ничего не сказал, если не был к нам глух.
Пытались унизить.
Пытались хоть что-нибудь сделать!
Чтоб смыть с этой чёртовой рожи звериный оскал.
Но что-то не вышло, и с ним нас осталось лишь девять:
Кто сдался со страху, а кто-то и с нервами сдал.
Жестокая тварь, что сожгла невиновные души,
смотрела на нас из-под чёлки, сощурив глаза.
Ему я не нужен. Да все мы… Не те, кто им нужен –
людским паразитам, в телах чьих была только мгла,
Когда нас осталось лишь пятеро, он харкал кровью.
Добившись с него этой капли в болоте грязи,
Мы были ослаблены.
Мы ещё были – я помню.
В конце разошлись в страны разные наши пути.
Когда Джек ослаб, нас осталось ни много ни мало,
из мелких детей в посеревших больных стариков.
Я был самый младший, я бил лучше всех, я устал, но
никто не снимал с меня давеча этих оков,
Что цепью связали нас всех с этим дьяволом в шкуре
ещё человека, убившего сотни детей.
Пора бы признаться – однажды мы просто уснули,
И Джек убежал, разобравшись с цепями людей.
И не был бы поиск – опасным заданием жизни,
ведь демон при свете хилел не слабее черта,
Но в этой погоне теперь столько силы и смысла,
она жжёт и душит, сжигает сознанье дотла.
Шипя что-то тихо, сквозь лес пробираюсь со спешкой,
Душа рвётся ввысь и кричит, и кричит, вновь и вновь!
Знакомую спину я вижу в листве и, конечно,
Бурлит в старом теле моём молодящая кровь.
Сухая трава очищает от пятен и гнили,
А поле широкое станет теперь алтарём.
Мы там хоронили… Родные, мы вас хоронили!
Но в поле не видно могил предвоенных времён.
- Эй, Джек! – в его спину врезается острая палка,
заставив прислужника ада упасть в тот же миг,
Спокойно иду, наклонившись. И мне его жалко,
но я вспоминаю всех жертв его яростный крик,
Что, мной овладев, вдруг заставил озябшие руки
собрать свои силы и тут же ударить в поддых.
В истории позже припишут царям не их муки,
легенда о демоне станет похожа на стих,
Но в нём не опишут страдания слабого бога,
и так не расскажут, что демон терпел целый век.
Я ел его мясо, грыз кости и пил кровь из рога.
Я нынче Убийца того,
Кого мы звали Джек.
И мы так развлекались,
когда его руки пускали в кипящий отвар,
Когда разжигали костёр из того, что осталось
от дома его – той лачуги, где длился кошмар.
Пускали по кругу его через нож или биту,
и каждому дали возможность ударить не раз.
Он не был убийцей.
Он был человеческой гнидой,
впадающей от чьей-то смерти в глубокий экстаз.
Лупили его не ремнём, а заляпанной плетью,
которой он выбил из тел чьих-то хрипы и дух,
Гнобили его же уродством, злорадством и сетью,
но он ничего не сказал, если не был к нам глух.
Пытались унизить.
Пытались хоть что-нибудь сделать!
Чтоб смыть с этой чёртовой рожи звериный оскал.
Но что-то не вышло, и с ним нас осталось лишь девять:
Кто сдался со страху, а кто-то и с нервами сдал.
Жестокая тварь, что сожгла невиновные души,
смотрела на нас из-под чёлки, сощурив глаза.
Ему я не нужен. Да все мы… Не те, кто им нужен –
людским паразитам, в телах чьих была только мгла,
Когда нас осталось лишь пятеро, он харкал кровью.
Добившись с него этой капли в болоте грязи,
Мы были ослаблены.
Мы ещё были – я помню.
В конце разошлись в страны разные наши пути.
Когда Джек ослаб, нас осталось ни много ни мало,
из мелких детей в посеревших больных стариков.
Я был самый младший, я бил лучше всех, я устал, но
никто не снимал с меня давеча этих оков,
Что цепью связали нас всех с этим дьяволом в шкуре
ещё человека, убившего сотни детей.
Пора бы признаться – однажды мы просто уснули,
И Джек убежал, разобравшись с цепями людей.
И не был бы поиск – опасным заданием жизни,
ведь демон при свете хилел не слабее черта,
Но в этой погоне теперь столько силы и смысла,
она жжёт и душит, сжигает сознанье дотла.
Шипя что-то тихо, сквозь лес пробираюсь со спешкой,
Душа рвётся ввысь и кричит, и кричит, вновь и вновь!
Знакомую спину я вижу в листве и, конечно,
Бурлит в старом теле моём молодящая кровь.
Сухая трава очищает от пятен и гнили,
А поле широкое станет теперь алтарём.
Мы там хоронили… Родные, мы вас хоронили!
Но в поле не видно могил предвоенных времён.
- Эй, Джек! – в его спину врезается острая палка,
заставив прислужника ада упасть в тот же миг,
Спокойно иду, наклонившись. И мне его жалко,
но я вспоминаю всех жертв его яростный крик,
Что, мной овладев, вдруг заставил озябшие руки
собрать свои силы и тут же ударить в поддых.
В истории позже припишут царям не их муки,
легенда о демоне станет похожа на стих,
Но в нём не опишут страдания слабого бога,
и так не расскажут, что демон терпел целый век.
Я ел его мясо, грыз кости и пил кровь из рога.
Я нынче Убийца того,
Кого мы звали Джек.
