Из осени в осень
Другу А.Г.
Из осени в осень беглец от простуды,
беглец от депрессий ростовских ночей,
под крымское солнце, к мерцанью свечей,
под крышу мансарды, где снятся верблюды
под звуки псалмов и под звуки мечей
крестовых походов, он снова ныряет
туда, где с картин излучают свой свет
улыбчивый Будда, Христос, Магомет
и Кришна из флейты миры извлекает,
и пишет картину художник-поэт.
Оттуда один, светлой грустью овитый,
он поутру в мир направляет стопы,
где храм Александра, с кадилом попы –
для сердца бальзам, а причастье – Амрита:
напиток спасения грешной толпы.
Он чувствует друга в любом человеке,
о каждом несчастном болеет душа.
Пусть даже в кармане почти не шиша,
протянет монетку бомжу и калеке
и перекрестится на храм, не спеша.
Любуясь шатровым туннелем платанов,
прозрачным пространством невысохших луж,
ловец неприкаянных в осени душ,
из сумки своей, из дырявых карманов,
достанет бумагу и черную тушь.
Быть может рисунок, а может быть строки
прозрачною сетью на лист упадут –
и сдастся натуры изящный редут,
что прячет желанье в прозрачном намёке.
Прохожий посмотрит и скажет: Zehr gut!
Действительно, может быть вовсе не худо
уляжется линия грудью, бедром.
И слово, быть может своим чередом.
Но хочется большего, хочется чуда,
но где его взять перед божьим судом?
Из осени в осень – такая причуда –
в провинции, в Ялте, почти - что в глуши,
когда наступает томленье души,
он ждет терпеливо свершения чуда.
Для чуда осенние дни хороши.
Из осени в осень беглец от простуды,
беглец от депрессий ростовских ночей,
под крымское солнце, к мерцанью свечей,
под крышу мансарды, где снятся верблюды
под звуки псалмов и под звуки мечей
крестовых походов, он снова ныряет
туда, где с картин излучают свой свет
улыбчивый Будда, Христос, Магомет
и Кришна из флейты миры извлекает,
и пишет картину художник-поэт.
Оттуда один, светлой грустью овитый,
он поутру в мир направляет стопы,
где храм Александра, с кадилом попы –
для сердца бальзам, а причастье – Амрита:
напиток спасения грешной толпы.
Он чувствует друга в любом человеке,
о каждом несчастном болеет душа.
Пусть даже в кармане почти не шиша,
протянет монетку бомжу и калеке
и перекрестится на храм, не спеша.
Любуясь шатровым туннелем платанов,
прозрачным пространством невысохших луж,
ловец неприкаянных в осени душ,
из сумки своей, из дырявых карманов,
достанет бумагу и черную тушь.
Быть может рисунок, а может быть строки
прозрачною сетью на лист упадут –
и сдастся натуры изящный редут,
что прячет желанье в прозрачном намёке.
Прохожий посмотрит и скажет: Zehr gut!
Действительно, может быть вовсе не худо
уляжется линия грудью, бедром.
И слово, быть может своим чередом.
Но хочется большего, хочется чуда,
но где его взять перед божьим судом?
Из осени в осень – такая причуда –
в провинции, в Ялте, почти - что в глуши,
когда наступает томленье души,
он ждет терпеливо свершения чуда.
Для чуда осенние дни хороши.
