Полынья

То ли в трепетной юности, то ли в ночном бреду…

Не упомнишь в деталях, где было — проходят годы.

Еремей на реке поскользнулся на тонком льду,

Проломил ненадежный покров и ушёл под воду.

 

Смерть в суровом краю холодна и остра как сталь.

Зазеваешься чуть на морозе — пиши пропало.

Еремей суетился, метался… Потом устал.

И решил: «От судьбы не уплыть. Только жаль, что мало

 

Повидал в этой жизни. И жаль, что всего одну

Выделяют планиду на всякого постояльца».

И когда он совсем уж собрался пойти ко дну,

За кривые края полыньи уцепились пальцы.

 

Тяжело выбираться на воздух из-подо льда.

Под морозными звёздами быстро немеет тело.

Закричать бы сейчас, только в горле стоит вода.

Да и как-то не хочется громко шуметь без дела:

 

«И вообще, кто пожил в глубине — к немоте привык!

Ни к чему нам, познавшим молчание, шум в эфире».

Еремею не надобны больше ни вздох, ни крик —

Будто целая жизнь пролетела в подлёдном мире.

 

Для чего ему голос, когда чешуя на лбу?

Изучать красноречие нынче, пожалуй, поздно.

И наверно, сподручнее тихо винить судьбу

И смотреть сквозь застывшую воду туда, где воздух.

 

От лещей с пескарями уж точно не ждёшь беды.

Рыбы лучше, чем люди — любому ершу понятно.

Еремей покряхтел, заглянул в черноту воды,

Почесал пятернёй в бороде и нырнул обратно.