Самый короткий день, самая длинная ночь
Квинт проснулся и сразу же вспомнил о Коре, и сердце забилось в предвкушении предстоящего свидания. С тех пор как они познакомились, он уже не мог ни о ком и ни о чем другом думать. Что, впрочем, и не мудрено: высокая, статная, с рыжеватыми, слегка вьющимися волосами, карими бездонными глазами и обворожительной улыбкой, она была неотразима. Сегодня он окончательно объяснится и скажет, что не может без нее жить.
Молодой человек наскоро поел и устремился на главную торговую площадь. Несмотря на утро, здесь уже было людно и шумно. Ему стоило немалых трудов в толпе у базилики отыскать Кору. Она сделала вид, что сердится:
- Я уже думала, что не придешь, сколько можно спать?
- Долго не мог уснуть, потом снились какие-то кошмары, огонь, и как мы будто падаем в бездонную пропасть…
- Какой ужас, хорошо, что это только сон…
- А потом, уже к утру приснилось, что мы целуемся и обнимаемся, и ты шепчешь мне что-то ласковое…
- Обманщик! Это ты сейчас придумал?
- Нет, на самом деле…
- Это плохо…
- Почему?
- Сны обычно сбываются… Если сбудется второй сон, то должен сбыться и первый…
Если не сбудется первый, не сбудется и второй… Я запуталась, мне страшно…
- Глупенькая, это все твои фантазии, не надо было ничего рассказывать. Успокойся, не все сны сбываются. Один может сбыться, а другой - нет. Мне вот кажется, что второй сон уже сегодня сбудется, прямо сейчас.
Он увлек ее за дальнюю колонну и попытался поцеловать. Она сделала вид, что вырывается, но потом сдалась, и сама начала осыпать спутника поцелуями. Потом вдруг отстранилась.
- Ну, хватит, не ровен час знакомые увидят, тогда нам не поздоровится…
Квинт засмеялся:
- Но я не могу ничего с собой поделать, вижу тебя и просто теряю голову…
- Если бы сейчас нас увидел мой отец, ты бы точно потерял голову. Но тебе повезло, отец с рабами по делам отправился в Рим. Дома только мама с младшими братьями да раб-привратник.
- Ну, тогда я спокоен.
- Что будем делать? Куда пойдем?
- Сегодня же гладиаторские бои, пойдем в амфитеатр!
- Я не очень люблю такие развлечения… Может быть лучше в Одеон?
- Кора, дорогая, а я совсем не воспринимаю эту музыку. Давай так: немного посмотрим на гладиаторов и уйдем…
- Если только немного…
Они чуть-чуть успели к началу. Народу было не пробиться, кое-как нашли место на самом верху. Коре к ее неудовольствию пришлось устраиваться в женской ложе, но Квинт держал ее в поле зрения. После торжественного открытия и парада участников на арене появилась первая пара гладиаторов. Зрители подбадривали их криками:
- Убей его! Выпусти ему кишки!
Все эти призывы предназначались высокому, хорошо сложенному гладиатору Феликсу. Он был известен многочисленными победами, и у него была армия почитателей, особенно почитательниц. Соперником оказался новичок, смуглый юноша с кучерявыми волосами по имени Маркус. Возможно, это был его первый поединок. Чтобы скрыть и подавить страх, он пытался атаковать. Феликс делал вид, что боится и отступал. Все это напоминало игру кошки с мышкой. Так они бегали по арене, не показывая особой борьбы. Это скоро надоело публике, жаждущей крови. Послышались крики:
- Феликс, не трусь! Нападай! Покажи ему!
Феликс не обращал внимания на призывы, он знал свое дело. Гладиаторский бой, это такое дело, когда ошибка может стоить жизни. Он стремился измотать противника, усыпить его бдительность, чтобы в нужный момент нанести решающий удар. Нет, не смертельный, а именно, решающий. Чтобы нанести серьезный урон, пустить кровь и потом спокойно не спеша на радость публике довести дело до логического конца. А вот и подходящий момент: соперник попытался прямым ударом меча попасть в грудь. Феликс щитом отклонил меч в сторону, и на мгновение открылось незащищенное правое плечо Маркуса, и тотчас на него обрушился рубящий удар меча. Брызнула кровь, рука обмякла и уже не так уверенно держала меч. Противник перешел в глухую оборону. Следующий удар поразил правое бедро, и неприятель потерял свободу перемещения. Потом было еще несколько точных ударов. Стала сказываться и потеря крови. Пот застилал Маркусу глаза, он бродил по арене, не видя противника и нанося удары по воздуху. В то время как Феликс, опьяненный кровью, близкой победой и подбадривающим воем трибун, с удвоенной энергией наносил удары в шею, грудь, ноги… И вот обессиленный и обескровленный неудачник рухнул на колени. Феликс толкнул его ногой, опрокидывая на спину. Потом наступил на горло и вскинул руки, обращаясь к публике за решением участи поверженного. Ревущий хор: - Убей! Кончай его! – не оставил надежд Маркусу. Ударом меча в сердце Феликс прекратил его страдания. Под овации и восторженные крики триумфатор исчез в туннеле под трибуной.
Квинт на мгновение оторвал взгляд от арены и увидел Кору, направляющуюся к выходу из сектора. Еле нагнав беглянку, спросил:
- Тебе совсем не понравилось?
- Ну как это может нравиться? Прав Сенека: «Человек священен для человека, а его убивают на забаву и потеху». Квинт, мне страшно, когда-нибудь боги разгневаются и накажут нас…
- Пойдем тогда на набережную, там красиво и весело…
За разговорами они даже не заметили, как прошли почти через весь город к Морским воротам. Жизнь на пристани кипела. Прибывали и отплывали корабли, лодки, сновали грузчики, матросы, продавцы и покупатели, и просто, как наши герои, праздные горожане. Молодые люди, погуляв по причалу, спустились к морю. Они шли по колено в приятно-прохладной воде. Крупный песок и ракушки слегка покалывали ступни, рыбья молодь игриво покусывали голени. Было так хорошо, что не хотелось выходить на сушу. Квинт зачерпнул воду руками и плеснул на Кору, она засмеялась и выскочила на берег. Он за ней, поймал за руку. Они рухнули на горячий песок и сплелись в не менее жарких объятиях. От девушки вкусно пахло морем, солнцем, свежим хлебом и какими-то пьянящими благовониями. Страсть охватила молодых людей, с готовностью отдавшихся ей в полон. Они снова и снова припадали друг к другу, как пустынные путники, случайно обнаружившие живительный родник. Совсем обессилевшие, лежали на спине и смотрели в небо, наблюдая за плывущими облаками. Им казалось, что и они также плывут куда-то в неизведанные чудесные края…
Вдалеке возвышался величественный Везувий, его обычно легкий сероватый дымок, сегодня был явно темнее и гуще, и казалось, поднимается выше обычного. Кора испуганно прижалась к юноше:
- Что это?
- Милая, не волнуйся, ничего страшного. Подымит, подымит, да и успокоится…
- Но он не успокаивается…
- Всё будет хорошо…
- Я боюсь… Мне холодно, пойдем уже в город…
- Да ты вся дрожишь, давай я тебя закутаю в свою тогу…
- Не надо, ты что, в тунике пойдешь? Всё, всё, уходим…
Вернувшись в город, они ощутили явное беспокойство. То тут, то там слышались истеричные женские крики, яростный собачий лай, тревожное лошадиное ржание. Прогремел мощный взрыв и тут же появился все усиливающийся непонятный гул, неприятная дрожь и толчки под ногами, как будто сама земля трясется в испуге перед неминуемой бедой. Прохожие с опаской поглядывали на Везувий. И не зря. Столб дыма над ним становился все выше и выше. Поднимаясь в небо, дым собирался в огромное уплощенное серо-грязное облако, неумолимо наползающее на город.
- Квинт, пойдем скорее, мне надо домой, там мама и младшие братья, как бы чего не вышло…
Волнение Коры передалось и Квинту. Он молча кивнул, и они ускорили шаг. Встречный поток горожан, направляющийся к пристани, рос и ширился. С неба посыпались хлопья пепла и мелкие камни. Несмотря на полдень, солнце исчезло, словно наступили глубокие сумерки. На дороге лежал толстый слой пепла, но Кора почти бежала, увлекая Квинта. Вот и знакомая улица, дом… Входные двери приоткрыты. Кора вбежала в дом – никого, на втором этаже – никого… Квинта осенило:
- Посмотри в подвале!
Они спустились в подвал. Там у входа слегка мерцал светильник. В его тусклом свете они не сразу заметили в углу съежившуюся человеческую фигуру. Кора вздрогнула:
- Ты кто?
- О, госпожа, я Галл!
- А где мама, дети?
- Не волнуйся госпожа, они пошли на пристань, с ними все в порядке. И с тобой будет все в порядке, я позабочусь…
Тут он увидел за Корой молодого человека и осекся. Квинт вышел вперед:
- А ты что здесь делаешь? Почему не с хозяевами? Им наверняка нужна помощь…
- Хозяйка сама меня оставила, чтобы я охранял дом и дожидался Коры.
- Всё, теперь ты здесь не нужен, беги скорей на пристань, разыщи хозяйку с детьми и будь при них…
- Но я не могу ослушаться госпожи, она приказала мне заботиться о Коре.
- Ты, что не понял? Я сам о ней побеспокоюсь.
Кора вышла из оцепенения и вмешалась в спор.
- Галл, Квинт прав, поторопись, помоги госпоже, мы здесь сами управимся…
Раб нехотя повиновался и вышел, хлопнув дверью.
Кора бросилась на грудь Квинту:
- Я должна тоже идти на пристань, там мои родные…
Квинт обняв девушку, прошептал:
- Неужели ты думаешь, что я тебя оставлю… Я с тобой до конца. Хотя не думаю, что нам стоит сейчас идти на пристань. Я уверен, что твои родные уже в безопасном месте.
- Но я не могу сидеть и ждать… И чего ждать? Когда нас завалит пеплом и камнями? Ты чувствуешь, как земля ходит ходуном? Это гнев богов за наши грехи, за невинную кровь…
- Любимая, успокойся, раб найдет твоих родных, и они вместе переберутся в тихое место. Пойду, проверю, что там происходит, потом и решим, что делать дальше.
Квинт подошел к двери, толкнул, она не поддалась, надавил плечом – никакого движения. Молодой человек стал бить в дверь кулаками и ногами, но все было тщетно.
У Коры округлились от ужаса глаза:
- Что это?
- Пока не понял… Может быть, дверь перекосилась от землетрясения, или ее чем-то завалило… Еще надо попробовать… Нет, не получается. Как будто, нас кто-то запер снаружи…
- Мы в западне? Что же теперь делать? Мы погибли!
Квинт молчал, уставившись в одну точку. Светильник еле тлел. Через вентиляционные отверстия в потолке все гуще пробивался и падал пепел. Кора тихо плакала в углу, о чем можно было судить по едва слышным всхлипываниям. Квинт сел рядом на пол и обнял ее за плечи.
- Не плачь, милая, клянусь Юпитером, нас обязательно спасут. Наверняка, скоро все успокоится, твои вернутся и освободят нас.
Однако в голосе не ощущалось былой уверенности. Он гладил ее по волосам и ласково шептал:
- Милая, все будет хорошо, все будет хорошо, я люблю тебя…
Дышать становилось все труднее и труднее, светильник потух. Кора постепенно успокоилась и как будто задремала в объятиях Квинта. Потом встрепенулась и спросила:
- А когда нас спасут, ты женишься на мне?
- Конечно, дорогая, я же люблю тебя… Мы будем жить долго и счастливо и у нас будет много детей… Ты, сколько хочешь малышей?
Но Кора не ответила, сквозь неспокойное забытье она что-то шептала, можно было лишь с трудом разобрать отдельные несвязные слова: мама, кровь, я знала, знала… От пепла и едкого воздуха першило в горле и хотелось кашлять. Квинт сдерживал себя, боясь разбудить любимую. Скоро мысли стали путаться, перед взором хаотично мелькали картинки прошедшего дня: вид вздыбившегося Везувия, бегущие люди и среди них ухмыляющийся Галл. Потом появилось лазурное море, и они с Корой, безмятежно плывущие на маленькой лодочке под ярким ласковым солнцем и им необыкновенно хорошо…
Но вернемся к Галлу как раз в тот момент, когда он по приказу Коры выскочил из подвала и направился якобы к пристани догонять хозяйку с детьми. На самом деле он пошел к ипогею – подземному семейному святилищу, который находился в саду, позади дома. Именно сюда по совету коварного Галла перебрались родственники Коры, чтобы переждать катастрофу. Он убедил, что молитвами к богам можно отогнать беду. Но это была ловушка. Раб своим звериным чутьем понял, что оставаться в доме смертельно опасно. Но бедствие - его единственный шанс получить долгожданную свободу, разделаться с ненавистными хозяевами, да еще и поживиться за их счет. Разместив несчастных в ипогее, пообещал найти Кору, а затем уже всем вместе определиться с планом действий. Потом закрыл тяжелую дверь на засов, обрекая бедняг на мучительную гибель. Собрал в доме все драгоценности и деньги в мешок, и уже вознамерился было бежать, но увидел Кору со спутником и решил разыграть свой спектакль. Заперев влюбленных в подвале, Галл проверил сохранность пленников в ипогее, и уже без помех с припрятанным мешком направился к пристани. Но передвигаться в темноте, почти по колено в пепле было очень трудно. К тому же он постоянно натыкался на лежащих людей, и было не понятно, живы ли они еще или уже мертвы.
Поток горожан, спешащих к морю почти иссяк, вероятно, все кто хотел найти спасение в гавани, уже достигли цели, а оставшиеся рассчитывали переждать несчастье за родными стенами. Камнепад усилился, люди падали под ударами камней как подкошенные. Угодили небесные «дары» и в Галла, из разбитой головы потекла кровь, застилая глаза. Он попытался найти укрытие и прижался к ближайшей стене какого-то дома. Вдруг обнаружил, что, защищаясь от камней, потерял бесценный мешок. В редких огненных всполохах грохочущего Везувия попробовал отыскать мешок, но безуспешно. Он присел и стал руками ощупывать пепел вокруг себя. Неожиданно, стена, служившая ему укрытием, затрещала, стала рушиться и с нее упала какая-то статуя, придавившая незадачливого грабителя. Галл потерял сознание, очнувшись, закричал, но кто его услышит в этом кошмаре? Под грудой камней он не мог даже шевельнуться, тут еще пепел, забивающий нос и рот. Бедолага стонал от боли и безысходности, а свобода была так близка! Но нет, боги покарали его за кражу и убийство хозяев. Пусть они будут все прокляты, лучше умереть, чем так жить… Это была последняя мысль Галла. Скоро и он, и место его гибели, и улица по которой он бежал, и дом, в котором он оставил умирать господ, и весь город накрыл толстый, очень толстый слой пепла, став и могилой, и саваном.
Вот так и закончилось двадцать четвертое августа семьдесят девятого года - этот самый короткий день в жизни проклятых богами помпейцев и началась самая длинная ночь…
Никто и ничто не нарушало черное безмолвие Помпей и их погибших жителей многие сотни лет, пока не пришли археологи. Начались раскопки, оказалось, что город под слоем пепла и лавы прекрасно сохранился. При этом в пепле выявлялись непонятные пустоты. Ученые придумали заливать их раствором гипса. После затвердения, получались точные слепки истлевших предметов и некогда живых существ. Так исследователи добрались и до уже знакомого нам дома. В подвале под слоем пепла с помощью метода слепков обнаружили фигуры юноши и девушки, по-видимому, влюбленных, они так и погибли, крепко обнявшись, а на их лицах застыло выражение вселенского счастья и покоя…
В августе семьдесят девятого
Они сплелись в Любви объятьях,
И так остались на века,
Как будто новое распятье,
Как искупление греха!
Томился в неге знойный август,
Кренилась полная лоза,
Матросы поднимали парус,
Пока молчали небеса…
Гудел и веселился город:
Трактиры, бани и бордель!
Зима придёт ещё не скоро,
Тогда все отдохнут от дел…
Коль хлеба вдоволь, зрелищ надо,
В амфитеатре снова бой,
Их режут как коровье стадо,
По одиночке и гурьбой!
Ведь гладиатор - раб, он - мясо,
И продается за гроши,
Страдающих не слышно гласа,
Заботят только барыши…
Рабы взывали о возмездьи,
Готовы сами все сгореть,
И обнадежили созвездья:
- Вам обернется волей смерть!
Назло Содому и Гоморре
Нашлось и место для любви,
И та возникла средь позора,
Цветок божественный явив!
Они гуляли возле моря,
В театр ходили Одеон,
Подобных множество историй,
Но здесь цветка сгорит бутон…
Устал смотреть на всё Везувий,
Встал на дыбы как Буцефал,
Раздался гул и рёв безумный -
Армагеддона час настал!
Накрыл Помпеи черный пепел,
В темницу загнан смертный грех,
Могилой стали дом и склепы,
Порока остановлен бег…
Они сплелись в Любви объятьях,
И так остались на века,
Как будто новое распятье,
Как искупление греха!
