Пропавший сосед
Великодушие — одна из высших добродетелей человека. Это проявление внутренней силы, гармонии души человека, находящегося в состоянии мира с окружающими; в то время как месть является бесконтрольной деструктивной силой, разрушительная энергия которой направлена как на мстящего, так и на его жертву. Это проявление слабости, неспособности противиться искушению ответить ударом на удар.
Человеческая сострадательность необъятна. Она полностью обходит грешную землю, склоняясь, подобно радуге, за ширь горизонта, и обличья её также изменчивы, как переливы радуги. Как же так вышло, что глухие массивные стены привели к жестокому преступлению? Почему стремление к мирной жизни накликало непоправимую беду?
В нашем краю нет дворцов и покоев, только сумрачные и угрюмые чертоги, перешедшие ко мне от отцов и дедов. С этой комнатой у меня связано всё с тех пор, как я помню себя. Здесь появился я на свет. Но, ведь, так только говорится, словно раньше меня не было совсем, словно душа моя ещё не жила предыдущей жизнью. Живёт же в нас память о воздушных образах, о взорах, исполненных глубокого духовного смысла, о звуках мелодичных, но печальных; и от неё не отделаешься. Память подобна тени — неясной, изменчивой, ускользающей. И, как без тени, я не мыслю без памяти своего существования, пока светит солнце моего разума.
На окружающую жизнь я смотрел пристально-неподвижным взглядом, и, забывшись в бредовых грёзах, не заметил, как прошла беззаботная юность. С годами подступившая зрелость застала меня врасплох в отчем доме. Реальная жизнь, как она есть, стала казаться мне видением, а безумнейшие фантазии не только составляли смысл каждодневного бытия, а стали поистине самим бытием, единственным и непреложным.
Дом состоял из двух этажей: первый этаж принадлежал полностью мне, а второй этаж заселял молчаливый, но в тоже время любопытный сосед, которому часть жилого помещения также досталась по наследству.
Он был чуть постарше меня. Его рост едва достигал полутора метров. Приземистое нелепое туловище держалось на коротких и толстых кривых ногах. Тяжёлые волосатые руки с массивными кулаками висели наподобие плавников морской черепахи. Маленькие бесцветные глазки поблёскивали откуда-то из глубины, приплюснутый красный нос утопал в лиловых подушках щёк. Толстая верхняя губа, покоясь на ещё более толстой нижней, придавала его лицу презрительное значение.
Иногда он бесцельно спускался ко мне и заводил пустые разговоры. Я его угощал чаем с нехитрыми бутербродами; предлагал сыграть партию в шахматы или шашки, но он всячески отказывался, ссылаясь на чудовищную мигрень. Затем поднимался к себе наверх и буквально через минут пять засыпал глубоким сном, о чём свидетельствовал оглушительно раскатистый храп. Я же, забываясь на много часов подряд, проводил целую ночь в созерцании неподвижного язычка пламени в камине, вдыхал аромат комнатных цветов и монотонно повторял какое-нибудь самое привычное словцо, пока оно из-за бесконечных повторений не утрачивало значения; подолгу замирал, окаменев, боясь шелохнуться, забывая и о движении, и о собственном физическом существовании. Такова лишь малая часть невинного и наименее пагубного сумасбродства, вызванного состоянием духа, которое мало доступно анализу.
Я редко выходил из своего жилища, а если и выходил, то только с единственной целью прогулки до ближайшего магазина, чтобы запастись продуктами на неделю. По наследству мне достались нескромные сбережения, поэтому можно было долго обойтись без источника доходов, если тратить эти деньги с умом. И стоило ли говорить, что я уже давно потерял отчёт времени. И только слишком ранний или поздний заход солнца возвращал мне ориентацию на то, что наступила или зима или лето, ибо небеса в наших краях не баловали изобилием снега, либо солнца. Ежегодно почти одно и тоже: бесконечные серые дни.
В очередной раз поздно вечером я подхожу к дверям своего жилища, достаю из кармана старенького пальто плоский ключ, вставляю его в замочную скважину, и с удивлением обнаруживаю, что он не подходит, будто кто-то поставил новый замок. Однако, дверь оказалась не запертой, и я в неё спокойно вошёл. В целях экономии, электричество я не проводил. Надо бы растопить старинный белокаменный камин, но, войдя в комнату, и, привыкнув к темноте, я заметил значительную перестановку. Некоторая мебель была обновлена. Раскатистый храп соседа, казалось усилился. Нет. Он раздавался уже не сверху, а где-то совсем близко, слишком близко. Моя кровать переставлена к другой стене. Я медленно подхожу к ней. Ужасный храп пресловутого соседа прекращается. Ещё мгновение и слышится его душераздирающий вопль. Он в сокрушительно забавных конвульсиях бьётся на моей кровати.
Продолжение следует...
