«Писатель. XXI век», 2020, №01(46)
Nomen est omen
Мы были разделены странным светом,
Тем, у которого нет возраста.
Могли ли мы тогда прочесть то, что написано
Там, где колокол звенел голодом.
Пьющие из чаши сомнения яд,
Мы носили одежду теплых лет,
И звуки твоих шагов были - письма,
И звук на моём языке был - сад.
И шрам на пепле моём - был Бог,
Он мне оставил завет - цвести дотла,
Где роза в тебе попирала твердь,
Ту твердь, что, укрывшись тьмой, была густа
Как кровь, что по тонким изгибам ведёт рукой,
До самой долгой ноты твоей тесноты,
Где кто-то сказал, что стихи - это боль,
Так кто-то сказал, дай Бог, чтоб сказал не ты.
Не размывай теней, я приду дописать
То, что запало в память мою шрифтом,
Так, словно ноты кто-то сумел понять,
Там, где ты в тишине вышивала крестом
Ладанку мне в путешествие тесноты,
Где звуки твоих шагов - это был я,
Где гибкая нота твоей наготы
Молилось моим языком огня.
* Nomen est omen (лат.)-
"Имя - знамение, имя что-то предвещает".
Divina poetica
Танцуй на коже стиха,
Медленно лаская заклинание букв.
Долина, которую жаждет моя Психея...
Там, где лёд обжигает огонь,
Там, где огонь обжигает лёд,
Там, где стихи никогда не умирают в амфоре ветра,
И время идёт, и мы уже не одинаковы.
В симфонии дождя
Слова, которые никто не произносит.
Слова размыты, и между буквами горит тишина.
Сшитая семантика -
Прочесть на губах ещё непроизнесенный стих,
В котором уже подробно описано всё.
Вчера в моих снах я пил из твоей чаши,
И ты утоляла мою жажду без страха остаться.
Ты одеваешь мелодию,
И тот, кто видит тебя, читает подлинные стихи - стихи без лица.
Падай за тепло дрожи тела,
В алхимию, созданную из часов, не имеющих времени.
Я написал уже для тебя безвременье...
Пройди сквозь меня,
Как если бы была нага - и музыка, и тишина, и поэзия.
Заметки на шёлке
Я смотрю как открывается тишина...
Об этом вспомнил кто-то, я вспомню - кто.
В пересыпаемых через гортань словах,
Мы были огненными,
Мы обладали даром пребывания,
Мы - долгие дни и ночи,
Где наша кожа была стихом и мёдом.
Заметки на шёлке...
Мои строфы вытянулись,
Потерянные цветы качались на ветру
Её вечернего платья, сшитого
Для вечного обещания.
Eros lingua
Пока мои листья падают один за другим,
Пока любовь мироточит из листьев моей поэзии,
Любовь, у тебя есть записи моего пепла
И письма моего цветения.
Слова прикасались к нашим пальцам,
И весна совпала с землей.
И ты пила из моей раны,
И ты пила мою лирику,
И ты бежала по венам и увлажняла моё слово,
И ты обнимала меня ногами,
И я будил змею на остром краю ночи.
И ты открывала дорожку огня в моих позвонках,
И ты оставалась на краю моих рук,
Где трепет пропитывал воздух нашего голоса.
Любовь, скажи мне, кто короновал твои губы?
Кто короновал твои пальцы,
Что были перекрещены с моими
Как самые красивые сонеты.
Тень и чернила, воздух и огонь...
Я несу свое происхождение,
Которое живёт и будет жить вечно.
Владелец сумасшествия,
В этой болезни, что называется миром,
Я знаю все твои лица, я был каждым.
Я благословил смерть,
Которая позволяет нам быть живыми.
Благословил жизнь,
Благословил твой алфавит,
Благословил откровение,
Благословил твой живот.
Ты в моих глазах, в моих руках,
В моем языке, в моей коже, в моем дыхании...
Там, где медленно раздевалась ночь,
Я поил тебя алым.
Автобиография
И спросило время: «Что ему здесь нужно?»
«Край вечности в его бьющемся сердце,
Он пришел себя выбрать...» -
С улыбкой ответила Вечность.
Я лист осенний в руки взял,
Линии судьбы его с моими
Переплелись...
Хрупкие дары всего живого.
Линии на ладони -
Евангелие посланных встреч.
В осенних буквах твои листья,
В листьях осенних твои буквы,
В слезинках, готовых упасть...
Мы им писали свои письмена на бесконечности времен...
Ты пленён, ты вновь родишься...набело...
В этот дождливый день
Промокшей памятью, одевшей тело.
Под грохот тишины слетавший в замедленный свет так отчаянно-чувственно.
О золотой, непереводимый язык листвы...
Нет ничего у сына твоего, кроме твоих откровений...
Задышит Бог еще одним в своей надежде,
Трепетный и ломкий,
Так венценосно-влюбленный в контрасты бренных,
Тающий в сердце своём.
Набело разрывалось подобие мгновения, что предстоит собрать в Единое,
Обрывками кожи и легких текли небеса,
И листья летели, познанье тревожа, и буквы стекали из глаз...
Ты учился забирать себя у Холода...
Вышитый на всех дорогах, ожидающих твоего приближения,
Душа осенней эпохи целованная Богом...
Обрывались Качели
И щадил тебя Бог так, как ты себя не щадил.
Звучание Крови не смолкнет у сорвавшего в саду поэзии розу.
Мгновение, ты живешь стремительно уходя...
И ночь, и день боялись смотреть в твои глаза.
Ты сам себя выбрал...
Открытая связь от черты на руке, до....
Плачь, скрипка...нам еще очень долго идти к сегодняшнему дню...
Сосланный или странствующий?
Стоящий в начале всего или в конце?..
Мы обречены выяснить это вместе...
И говорило со мной сердце, а не обман голоса...
Шепчи, дождь,
Ты обещаешь долгую "ночную боль", до встречи с ней,
Той, что будет точно знать по имени неименуемое.
В такую погоду одеваются в белое и не сомневаются в ответах.
О, время, я тебя уже не вижу,
Ты стало вымыслом, ты растворилось...
Но где-то тут у самого края,
Томится вечная строка
По рискнувшим сказать...
Плачет родственное.
Что вы напомните мне, люди?
Ваше великодушие или вашу нелюбовь?...
Родственное плачет,
"Милосердные инквизиторы
Отрубают нимбы деревьям"
За кражу сердца Бога и его слёз, разлитых в осенней ночи...
Плачь, скрипка..
Разрешаю звукам падать сквозь воздух каждой строки...
Стою меж слов...
Всё что влияет на меня лишь Музыка Сердца
«Что тебе здесь нужно?» - настойчиво повторит вопрос Время...
Тот, кто умирает, никогда не лжёт.
Он сам себя выбрал.
Слеза Рахили
Сны листвы зелены.
Они знают больше, чем смерть,
Они знают больше, чем жизнь
И не страшно им зеленеть.
И не страшно им умирать
Будто в сон их подсыпан яд.
Быть точнее и тише...молчать.
Вечность снова накроет им стол
Этим воздухом, что вечно свят.
Белый хор белых их матерей,
Где опознан только лишь голос,
Голос матери ставшей твоей.
Я обнимал растерянное время,
Я больше не был неуспевшим,
Я не устал искать таинственного зверя
С печальным обликом ступающей зимы.
Как постарела ложь... как потускнела.
Представь,что Свет покинул тьму,
И ты поймешь, что никогда не верил
В то, что рождало эту Тишину.
Ты, близоруко спящий на ветру
Доверчивых углов, крестивший догмы.
Ты знаешь - при цветении болят
И корни, и листва, и вёсны,
Что зеленеют у ослепших на виду,
Не презирая собственного тела.
Бессмертие потерь тебе к лицу,
И белое, и черное на белом.
Так выбирай оружие и стены
Сутулых спин иль царственных осанн...
Где, чуть заранее, в замерзшей сердцевине,
Ты сны ветвей надеждой целовал.
Смотри, как непричастно небо,
Смотри, как безучастно дно...
И я держу в руках слезу Рахили
(Белей ее, наверное, одно...)
Жизнь падает, ей новый смотрит вслед...
И ты, во всем и всем одновременный,
Разучишься бояться и кричать,
Бояться человеческого тела.
В тепле предвзятых слов и тесноты,
Что Богу твоему темно,
Ты выйдешь из потери глубины
Чтоб осветить мерцающее дно...
Где сны всё падают в забытую родильню
Чисты как холод, пьяны как вино.
Ты помни – человек, рожденный здесь,
Ты начат здесь, и только после ты бессмертен;
Ушедший в длительность тебе читать судьбу
Вслух и побуквенно всем, кто стоит напротив.
И сжатых слов оплакав глубину,
Молчать в глаза для всех, кто что-то спросит.
Вновь подходить к вещам и трогать снег...
Охрипшею водой поить Рахиль,
И без вести тебе врученный слог
В промерзшей сердцевине зеленить.
Тебе отпущено белее, чем любить.
