Всевидящее око. С возвращением!
Пердыдущаяя часть
Когда Лажаев покинул стены медицинского учреждения, то ему показалось, что он попал в мир иной, ибо парень не узнал родной город. Высоченные стеклянные дома громоздились тут и там, новые незнакомые марки машин медленно проезжали по свободным дорогам. Вокруг были не бетонные джунгли, а галактика стекла и пластика. Даже серый асфальт заменило какое-то тёмно-синее блестящее покрытие.
На улице царило лето — в самом разгаре, и солнечные зайчики, отражаясь от тёмных стёкол, плясали, ослепляя парня, который уже долгие годы не покидал стены госпиталя. Даже физическую реабилитацию он проходил внутри закрытого здания под надзором люминесцентных ламп и персонала больницы. Как же теперь оказалось радостно вдохнуть полной грудью не спёртый, пропахший лекарствами и кварцем воздух палаты, а свежий уличный кислород свободы… относительной свободы.
На улице стояла тишина, несмотря на движение транспорта, а ещё Кир не ощущал в воздухе запахов. Но он списал это на своё состояние, думая, что некоторые анализаторы отказывают ему. Внезапно он заметил, что зелени практически не видно, только одинокое деревце сиротливо примостилось возле здания госпиталя. Под ним на лавочке сидела седая старушка. Черты её лица показались знакомыми Киру.
«Боже мой!!! Неужели это она?!»
— Сынок!!! — закричала женщина, подтверждая догадку, и с невиданной для такого возраста прытью кинулась к парню.
— Ма-а-ма! Мамочка!!! — раскрыл объятия он ей на встречу.
Как странно было видеть испещрённое морщинами лицо, потухшие глаза, короткие седые волосы, а ведь он помнил длинную русую косу и задорные, с хитрецой янтарные блестящие очи. Мать сильно похудела и как-то ссутулилась. Худые морщинистые руки гладили Кира по щекам, а по лицу женщины текли слёзы.
— Как ты, деточка моя, — не веря своим глазам, продолжая ощупывать его дрожащими руками говорила постаревшая Татьяна. — Боже! Ты почти не изменился, сынок! Как же рада тебя вновь видеть, ощущать… Они не пускали на территорию госпиталя, я не видела тебя уже тридцать пять лет, жила лишь единой надеждой, каждый день приходя сюда, под это дерево, ожидая, когда выйдет дежурный и сообщит мне новости о тебе. И вот неделю назад мне принесли одно из самых счастливых событий в моей жизни… — она осеклась. — Да что же это я всё о себе да о себе. Как ты себя чувствуешь?
— Как заново родился! — с некоторой горечью в голосе проговорил Кир, обнимая мать. — Пока ещё не совсем понимаю, что, к чему, зачем. Но это же поправимо, — он постарался улыбнуться женщине.
— Вот, — Татьяна протянула связку ключей парню, — тебе дали новую квартиру. Пошли. Тут нас Толик ждёт с машиной. Уже, наверное, нервничает.
— Толя… А кто ещё… — Кир запнулся, так как вспышки неприятных воспоминаний заполонили сознание.
Но мать поняла несказанный вопрос:
— Толик, ты и Михалыч, царство ему небесное…
— Что?.. — услышав про кончину командира, парень сглотнул ставший в горле ком.
— Умер… Два года назад… Своей смертью.
— Вечная память, — грустно вздохнул Кир, немного расслабившись, но грусть навалилась на него с новой силой, ибо он ощущал себя чужеродным телом в этой новой реальности, не видя себя в ней.
— Хороший был человек, — кивнула старушка.
— Ну наконец-то! — внезапно послышался голос, знакомый и незнакомый одновременно. — Кирюха, ты ли это?!
На парня смотрел пожилой человек лет шестидесяти. Черты лица его казались до боли знакомыми, но то, что выдавала память Лажаева было без морщин, без седин в волосах, с ярким, а не потускневшим цветом глаз.
— Толяныч!!! — чуть ли не заорал Кир, окончательно узнав. Смешанные чувства наполнили душу парня, он еле сдержался, чтобы не пустить слезу.
— Кирюха, а ты круто сохранился!!! — Анатолий похлопал товарища по плечу и протянул руку для пожатия. Ладонь Кира оказалась неожиданно холодной, но Толик не придал этому значения.
Парня захлестнули эмоции. Так странно было видеть постаревших мать и боевого товарища, самому же при этом выглядеть и чувствовать себя на двадцать. Очень неловко и больно, будто что-то потерял или что-то отобрали, будто ты теперь чужой среди своих. Он вздрогнул, отгоняя от себя так некстати нахлынувшие ощущения.
***
Анатолий пригласил всех в машину. Кир с матерью устроились на заднем сидении и всю дорогу почему-то ехали молча. Хотелось поговорить, но в то же время это молчание было содержательнее любых разговоров. Каждый переваривал сложившуюся ситуацию. Кир обратил внимание, что машина также едет «молча», абсолютно не слышалось шума мотора, и проезжающий рядом транспорт не издавал никаких звуков. Этот факт удивил парня, но он решил об этом поговорить уже в более непринуждённой обстановке.
Ехали недолго. Буквально через пару кварталов показался ничем не отличающийся от других высоченный дом, сверкающий тёмными стёклами. Маленькая компания поднялась на седьмой этаж, и Кир дрожащей от нетерпения рукой вставил ключ в замок огромной коричневой металлической двери с такими же металлическими цифрами на ней — пятьдесят восемь.
Квартира хоть и не была огромной, но оказалась достаточно просторной: комната в двадцать пять квадратов, кухня в девять, небольшие санузел и коридор. Стены оббиты пластиковыми панелями приятного фиолетового оттенка, в ванной наличествовала плитка того же цвета. В комнате находились огромный трёхстворчатый шкаф светло-коричневого оттенка, диван — немного темнее, компьютерный стол с лежащим на нём ноутбуком, удобное кресло админа. На окнах висели бордовые шторы, которые сейчас были задвинуты и не пропускали свет в помещение: там царила полутьма. Оснащённая мебелью и надлежащей техникой кухня тоже порадовала Кира. Как оказалось, мать уже похлопотала и приготовила праздничный ужин в честь новоселья.
А когда его с шиком отметили, распив три бутылки шампанского и уничтожив почти весь Татьянин кулинарный труд, долго беседовали с Толяном, который, уходя, пообещал прийти завтра. А потом почти до утра болтали с мамой. Она рассказала много всего об изменениях, что произошли за эти тридцать пять лет анабиоза. Как оказалось, случилось много чего, но мир практически не изменился. Принесли новые декорации, а суть осталась прежней.
Следующая часть по ссылке
