М-18

Все, кирдык. Минус сорок четыре. Машина встала

Где-то между Медвежьегорском и Петрозаводском.

Завести одному невозможно. Лишь яркий, алый

Огонек зажигалки теплом одаряет плотским.

 

Это полный привет. И на тысячу верст в округе

Никого, хоть кричи, хоть свисти, хоть стреляй из ружей.

От мороза (а может, от страха) немеют руки.

И деревья трещат, объясняя, что ты не нужен

 

Никому, даже если хотелось бы выжить очень.

Даже если бы встал на колени, Христа встречая.

Все, кирдык. Посредине кромешной полярной ночи

Позабудь навсегда о весне и горячем чае…

 

И когда лобовик изнутри занялся узором,

И последняя капля застыла в холодной фляжке,

Огонек заметался в ночи – бередящий, вздорный.

И подъехала фура. И вышел мужик в рубашке.

 

«Что, застрял, раздолбай? Посадил же машину, дятел…

Так не ездит в полярную ночь ни казак, ни турок.

Что ж ты делаешь, тупень? Ну, ладно, не дрейфь, приятель.

«Прикури» от меня. Да теперь не отстань, придурок».

 

Мы доехали. Свет фонарей. Голоса. Заправка.

И какие-то теплые тени дрожат в оконце.

Он пожал мне ладонь и спросил: «Как зовут-то? Славка?».

И трещали деревья. И вдруг показалось солнце.