Венок поэту

Гавриленко Дмитрий Сергеевич

Аудиозапись

Я Пушкина младенцем полюбил...

Антон Дельвиг

Темноволосый, шустрый, ясноглазый

С друзьями веселится на пиру,

А позади - лицейские проказы.

А впереди - прикованность к перу.

Приятелей шумливые приказы

Похожи на беспечную игру:

"Достаньте нам, поэты-скалолазы,

Волшебный чистый камень поутру.

Прозрачный камень принесет свободу,

Властителю попав и в глаз, и в бровь,

Напомнив зримо нашу старину."

Возможно ли: пройдя огонь и воду,

Приблизил разрушение и кровь

Поэт, возвысивший свою страну?

Поэт, возвысивший свою страну,

От ненависти жил далековато.

Роскошный бал, сплошную тишину

На выбор, если хочешь, бойко сватай.

Он выбрал бал, красавицу одну:

Вся кожа белизною схожа с ватой,

Лицом затмила светлую луну,

Что пух, легка, хотя и полновата.

А ножка самой маленькой была.

Однако от родителей - отказ,

Как будто их обязанность - отказы.

И вот жених у краешка стола,

Прощаясь с милою в последний раз,

Рассыпал чудо-строчки, как алмазы.

Рассыпал чудо-строчки, как алмазы,

О чувстве сокровенном на листке.

Цветком пунцовым, вынутым из вазы,

Поэт увидел счастье вдалеке.

Узнал его волнующие фазы,

Зовущие пуститься налегке

Без ложной скромности и лживой фразы

Все с тем же милым символом в руке.

И вот она, высокая удача!

Прелестная, изящна и чиста,

Уже находится в его плену.

Разгадана труднейшая задача,

Сияет для поэта красота

На всю ее большую глубину.

На всю ее большую глубину

Светилась мысль в сознании поэта,

Как солнце, озарившее сосну

И давшее смоле источник света.

Так истинную жизнь - свою весну,

Что молода еще и не одета,

Он посвятил единственному сну,

Где творчество царем заходит в лето.

Престол его подвижен, словно ртуть,

Блестящ, и недоступен, и суров,

Ужасен, как пришествие проказы.

Попробуй из великих кто-нибудь

Разжечь из белых сыроватых дров

Роман в стихах и сказок лик чумазый.

Роман в стихах и сказок лик чумазый

На гибком языкастом языке

Возникли долгожданно, как оазис,

Как пышные растенья на песке.

Синонимы любви и перифразы

Кувшинками купаются в реке

И раскрывают с помощью эмфазы

Весь мир, что лишь забрезжил в уголке.

Пять быстрых пальцев с длинными ногтями,

Что лодки с веслами, плывут из строк

Величественно, словно на войну.

Он маленький один между гостями,

Как знамя, поднял, исподволь и впрок,

И честь семьи, и лирики волну.

И честь семьи, и лирики волну

Взлелеял лилией плавучей,

Стремясь в эпоху смутную одну,

Где ненависть висела тучной тучей.

Там не было покоя даже сну,

Уставшему вконец в тайге дремучей.

Бунтовщики стреножили страну

И вместе с нею замерли над кручей.

Прекрасно видел, ясно понимал

Народ, и самозванца, и царя,

И противоречивые указы.

Какую ношу Пушкин поднимал!

Свой идеал, его боготворя,

Он защитил, как лучшие наказы.

Он защитил, как лучшие наказы,

Вино любви, и дружбы, и добра,

Шипучее и вязкое, как вязы,

И нужное, как солнышко с утра.

Сиятельный поэт! Надежны связи

И с Африкой, и с временем Петра.

Из черной липкой грязи вышел в князи

Его противник - духа и пера.

Ни пуха ни пера друзьям Пегаса!

Хорош очаг, навеявший тепло

В домашнем, нежном, сказочном плену.

Невидимое пламя не погасло:

Поэт и мыслил, и смотрел светло,

Очаровав и новь, и старину.

Очаровав и новь, и старину,

Блеснул своею честью и свободой.

Зажег свечу ярчайшую одну

И вместе с ней воспламенился одой.

Державин там. Державин восхищен.

Звучит везде: "Мы близимся к началу..."

Опять, как встарь, благословляет он

И отрока, и замершую залу.

А мы сейчас восхищены с тобой,

Страна моя, кудрявым крепышом,

Поэзия - твоей земли основа.

Как он поднялся над большой толпой,

Решительно к бессмертию пришел,

О Русь, взгляни попристальнее снова.

О Русь, взгляни попристальнее снова

На главного героя и борца.

Как свежий век, так яркая обнова,

Кипучие сужденья без конца.

Опять о нем, о Пушкине - и ново,

И горячо, от сердца, от сосца.

Земного счастья где она, подкова?

В Михайловском не видно ли с крыльца?

И кажется: поэт заходит в гости

К себе, в знакомый мягкий кабинет,

В котором притаилось торжество.

Он замер здесь, как будто на погосте,

И кажется, что посмотрел в лорнет

На дивный свет наследства своего.

На дивный свет наследства своего

Глядит страна усталая, больная.

Она в очках не видит никого,

На память необычный облик зная.

Хранит арапский профиль оттого,

Что в нем, дыша, душа живет родная,

Ее убожество и божество,-

О славных мощных предках вспоминая.

Нам всем читать и не перечитать

И ветхие, и вещие страницы,

С которых раздается трубный глас.

О мудрость емких пушкинских цитат!

Они у нас в руках, его синицы,

Пока источник давний не погас.

Пока источник давний не погас,

Пока величие поэта с нами,

Мы разберемся с будущим сейчас,

Поленья расчихвостив колунами.

Надежен у поэзии каркас,

Устойчив под житейскими волнами,

Прекрасен без особенных прикрас.

Коль нет в печи огня, душа вольна ли?

Слизнет огонь хулу клеветников

И похвалу завистников-котов,

Стащивших весь кукан у рыболова.

Среди холодных чистых родников

И непрозрачный напоить готов -

Вот скрытый смысл у пушкинского слова.

Вот скрытый смысл у пушкинского слова,

Но он - увы! - доступен не для всех.

Глаза, исполненные духа злого,

Насупясь, видят озорство и смех.

Не слышат уши радостного зова,

Природы милой, закопавшись в мех.

Поэт откроет главный лик былого

В конце тысячелетья без помех.

Прислушайтесь, провидцы и пророки:

Вещает и провидец, и пророк

С кудрявой золотою головой.

Теперь, когда все на исходе сроки,

Для нас берег впередсмотрящий рок

Заветный лад, запретный клад живой.

Заветный лад, запретный клад живой -

Последнее сокровище, святыня.

Припорошив его своей листвой,

Хранит не африканская пустыня.

Ведь ночью раздается волчий вой,

И кровь завороженно в жилах стынет:

Копают здесь лопатой не впервой,

Вокруг мерцают головы на тыне.

Работайте! игра да стоит свеч!

И если не погибнете с позором,

Заплатит щедро золотой Парнас.

Взмывая вверх с его могучих плеч,

Поэт прославленный кружит дозором -

Он вовремя спасет, разбудит нас.

Он вовремя спасет, разбудит нас,

Поддержит и душевно, и духовно.

Его глаза, сверкая, как атлас,

Со мною говорят немногословно.

Задумчивость, и дерзость, и экстаз,

И преданность семье стезею ровной

Живут в зрачках совсем не напоказ,

Не на картине прелести условной.

Отточен ум, полупрозрачен взор,

И четко вижу я издалека

Лицейские им пройденные классы.

Растет разъединяющий простор,

А Пушкин остается на века

Темноволосый, шустрый, ясноглазый.