Ветер памяти. Папе.
МОЙ МОНОЛОГ. (СЛАДКИЙ ЧАЙ)
Мой монолог длинною в тысячи слов
с теми, кого заграбастало жадное небо,
пальцы ломает хрустом немых оков.
Стонет душа, прорываясь к родным сквозь дебри.
Сотни – не выражающих ничего,
кроме своих забот в ритме оголтелом.
Те, кому тесен мир – в заоблачный дом.
А остальным – сладкий чай. С вареньем и хлебом.
НЕ СДАЮСЬ
Видишь, пап, – не ломаюсь, не гнусь я, – пружиню,
как учил, разгребаю любые завалы, шутя.
Ну, а тот, для кого мне хотелось быть лучшей и сильной,
так далёк и остался, лишь изредка воду мутя.
Не сдаюсь всё равно, каждый раз молоко я до масла
выбиваю, чтоб выжить, пусть даже чему-то в разрез.
Пониманье того, что я строю себя не напрасно –
светлый взгляд – цвета глаз твоих – синих небес.
"ПАП, Я ДОМА!"
«Пап, я дома!»
В ответ – тишина
в тонких струнах отчаяньем глушит.
Неба высь – непреклонна стена.
Перебежками сны лечат душу.
«Пап, я дома!»
Не скрипнула дверь
и не щелкнула чайника кнопка.
Клетка рамы, я – загнанный зверь.
Среди комнаты в уличных шлёпках
пополам... Благо, дома одна
выбираюсь, цепляя верхушки.
«Пап, я дома!»
И рвёт тишина
в лоскуты вечной памяти душу.
СКАЖИ МНЕ
Скажи мне, пап, а как пахнет дождь на Небе?
А ранят ли горы скалистым его остриём,
когда, облаками задетый, белёсый гребень
взбирается ввысь сквозь невидимый глазу проём?
Ты видел того, кто это чудо создал?
А правда он – добрый, умеет ходить по воде?
И, чтоб нам не страшно – на небе повесил звезды,
чтоб в них своих близких ушедших могли разглядеть?..
Скажи мне.
Хоть слово.
РАССВЕТ БЕЗ ТЕБЯ
Вяжет солнце на спицах лучами рассвет,
Пухом облачным в небе колдует.
Я не верю ещё, что тебя больше нет,
Только имя – не вслух и не всуе.
Только имя – кольцом замыкает браслет
На душе и не тает от сует.
Вяжет солнце на спицах лучами рассвет,
Пухом облачным в небе колдует.
***
...И осталось – вдох в груди на треть,
А потом – тиски сжимают душу.
Песню о тебе хотела спеть –
Сердце болью срыв аккордов глушит.
Не сумела. Слёз немой поток –
Небо отворило водный клапан?..
Только Богу, видно, невдомёк
Как тоскую о тебе я, папа.
ТОЛЬКО ЖИВЫЕ!
Белыми хлопьями душу завалит тоска.
С вызовом, наперекор, за - шагнувших в небо -
ловит снежинки выцветшая рука
на черно-белой плёнке чужого лета.
Дальше - не кутаясь, выбросив в грязь шарфы́,
тысячи иглам ветра подставлю тело.
...Только живые - на памятник твой - цветы.
Только живые! Ты не любил подделок.
В ТУ НОЧЬ
В ту ночь, когда твоё дыханье сбилось,
в разы биенье сердца обогнав,
тепло от боли только обострилось.
И памяти седая пелена –
в то время, где ещё не вполовину
объёма лёгких ты давал дышать.
Сердец не отмирает пуповина
и – за тобою тянется душа…
Всего два года дал тебе к полтине
проклятый рак. Господь с собой увёл
туда, где нет страдания в помине…
… В движенье туч и брызги синих волн…
СЖАТЫЙ ВОЗДУХ
В сумке паспорт, помада с пудрою.
Осень. Вечер. Ближе к шести.
Ты б сказал, что я стала мудрою.
...Не настолько, чтобы спасти.
Сжатый воздух. Как душно в комнате!
Вниз по лестнице, чтобы не взвыть.
Ты во сне улыбнёшься: «помните?..»
Не вернуть. Не обнять. Не забыть.
Безрассудные, безмятежные
Дни – до дна. А потом – война.
Отрезвляет погода свежестью.
И гранитом жгут имена.
ПОЗВОНИ МНЕ С НЕБА...
Позвони мне с неба в январе,
просто так – небрежно про погоду
поболтать на брошенной земле,
про твою далёкую свободу.
И о том, как сны с тобой легки.
Промолчим, как просыпаться больно,
отрывая губы от руки,
что пропахла табаком и морем,
в выбранной самой же конуре
под названьем "Жизнь" (что «до» и «вместо»)
Позвони мне, папка, в январе.
Я устала. Очень. Если честно.
ЧЕРВОТОЧИННОЕ
Яблоко попалось с червоточиной,
- Пап, не буду – в нём живёт червяк!
- Не страшись таких, моя хорошая.
Черви – это те, что нас едят.
Годы урожайны, только россыпью
Минусы переползают плюс.
Вспоминаю фразу на погосте я.
А представить не могу. Боюсь.
АПРЕЛЬ. ВТОРОЕ.
Ветреный день, слякотно. Только, знаешь ли(?) –
Пришлой весне всё изменить не дано.
Снегом сойдёт, будет иссушен тающий.
Вдоволь напьётся талою водяной.
Верно, погода беспутная девка та ещё.
…Или на небе лишний взят выходной?
Как накренились кресты на знакомом кладбище!..
Всюду разлив. Пришла. Помолчи со мной.
ЗАПОМИНАЙ
Запоминай, прошу – запоминай.
Парад, шары, ворчание родни: «С
отцовской шеи слезь! Потом – спина!».
Держи мгновенья жадно, в них смотрись
и каждый кадр лови с открытым ртом,
не дай годам их в памяти примять.
… Пока ещё ухожен отчий дом,
бабулина крахмальна простыня…
Пролёты – не шаги – считаешь вниз
и мягкая игрушка прячет страх.
Выводит плюсы ежедневно жизнь.
Их вычтут позже даты на крестах.
Каллиграфично-правильно-стройны
застынут на граните имена.
И сердце – как колодка без струны.
Мелодий нет. Лишь ритм.
За
поминай…
ПОМОЛЧИ МНЕ
Помолчи мне…
присяду с краешку,
рядом – там, где бела сирень.
Ты ещё принимаешь кающих/
с я/мы выбравшихся?
Реветь не умею. Учиться слабостям
слишком поздно.
Кивает куст…
Я пришла.
Помолчим.
Раскаемся.
…Перед Пасхой ещё вернусь.
Обрезая сучки подсохшие,
стол протру.
Даты не слистать.
Им – кричать, минусуя общее,
хоронить от меня отца.
В ИЗГОЛОВЬЕ
В изголовье. Сухими губами молитву читаешь
незаметно. В ладонях — рука. Пульс неровен, тих.
Тень маячит. Старуха? Так высока, как старец,
и косится, косой подкручивая винты
на которых нервы-струны скулят надрывно.
Запах прели и воска, серой золы в ветрах,
и отдай ей самое? Просто из сердца вынь и
положи ей прямо в костлявые? Боль быстра
на расправу. Даже у жданной гостьи
заслезились глаза. Знать, баба не так суха.
Только — души уносит на самый последний постриг.
Взгляд отводит. А я смотрю и боюсь ругать:
сколько выдержал тот, кто рядом в плену агоний,
сколько плакали свечи и резали смерть врачи?
Я хватаю воздух. И руки твои — в ладони.
Но ни рук, ни пульса.
И мрамора лёд молчит.
ДРУГОЕ НЕБО ***Е.А.И.
Покричи.
Там, за небом – другое небо.
Может, эхо докатится, не оборвавшись вниз.
Его путь нам, земным, до порывов поры – неведом.
Покричи. Может, что-то, услышав, вернут на бис.
Стану тенью окна. В подоконник врастают руки.
И вина как вино вытекает на горизонт.
Птицы тычутся в стёкла.
В ладони легко беру их.
Птицы – ангелы. Докатившиеся до низов.
Взвизгнут ли тормоза, забирая чужую зиму,
Приобнимет ли шины машин изо льда слюда –
Докричись.
Тишины погосты невыносимы.
Вдруг
другое небо
заглянет на звук сюда.
