Лишь ночь обретёт полноту своей власти
Лишь ночь обретёт полноту своей власти,
Я вновь лабиринтами улиц иду
В кварталы порока и низменной страсти,
Чтоб снова забыться в весёлом чаду…
Мне кажется, время как будто застыло,
Куранты на ратуше встали давно.
Здесь всё, что ни есть остаётся как было,
Лишь я опускаюсь на самое дно…
Я был капитаном, владельцем фрегата,
Мой китель трепали все восемь ветров.
Меня опасался сам дьявол рогатый,
Что в водной пучине нашёл себе кров.
Однажды ненастной осенней порою
Случилась чудовищной силы гроза:
Валы над бушпритом, и мгла за кормою,
И молнии вспышками слепят глаза…
В ближайшую гавань, спасаясь от шторма,
Без тени сомненья завёл я фрегат…
Да лучше бы рыбам тогда стал я кормом!
Но время, увы, не воротишь назад…
Весёлой толпою ввалились матросы
В манящий огнями рыбацкий трактир.
Здесь можно забыть о мозолях от тросов,
Наесться и выпить за несколько лир…
Тепло потекло по просоленным жилам,
Команда, наевшись, пустилась в загул,
Мне в кости в тот вечер не шибко фартило,
Но картами проигрыш всё же вернул…
Но прелесть трактира не только лишь в пище,
За что он любим так любым моряком –
Нигде сразу столько ты женщин не сыщешь,
Что ласку избрали своим ремеслом…
Трактирные шлюхи лицом симпатичны,
Хоть свежесть утратили очень давно,
Тела этих дам не всегда поэтичны,
Но с дальнего рейса не всё ли равно?..
Вдруг диво ли вижу: средь женщин порочных
Вакханка одна красоты неземной,
Заметно моложе и ярче всех прочих,
Глазами следит неотрывно за мной…
Я с места поднялся, но старый бродяга
Прокашлял мне в ухо, схватив за рукав:
«На горе себя обречёшь одним шагом –
У этой чертовки неистовый нрав…»
Его оттолкнул я, пускай он проспится,
Кто смеет перечить? Здесь я капитан!
Губами прильнул я к устам той блудницы,
Руками обвив её девичий стан…
Безумство погоды к утру прекратилось,
И шторм вспоминался как призрачный сон.
Но руки мои не к штурвалу просились –
Вчерашней девицей я был опьянён…
Обтрёпанный вымпел над мачтою реет,
Корабль к отплытию снова готов…
Но дивные локоны смоли чернее
Мне стали милей, чем все восемь ветров…
Неделю я жил в ожидании ночи,
Томимый желанием только одним.
Я чувствовал, сердце моё кровоточит,
Когда заставал её с кем-то другим.
Я ей предложил своё сердце и руку,
Чтоб стала она безраздельно моей,
Она ж рассмеялась: «Что будет за скука
Тебя дожидаться из дальних морей?»
Нещадно пустели команды карманы –
Матросу на суше без пойла – беда…
Я продал фрегат, позабыл океаны,
Чтоб здесь с ней остаться уже навсегда.
Я каждую ночь, предложив пожениться,
Молил её бросить своё ремесло,
Она отвечала: «Я – вольная птица,
Не нужно мне пыльное брака тепло…»
Однажды нашёл я трактир окружённым
Толпою угрюмо молчащих зевак…
Протиснувшись ближе, я встал поражённый,
В кошмар тот поверить не мог я никак:
Один из клиентов моей ненаглядной,
Ревнивый подонок гвардейцами взят…
От рук оттирая кровавые пятна,
В толпу он бросает злорадный свой взгляд…
А рядом, накрытое простынью белой,
Той, чьим я дыханием ласковым жил,
Лежит бездыханное мёртвое тело,
И ужас в глазах её карих застыл!..
Лишь ночь обретёт полноту своей власти,
Я вновь лабиринтами улиц иду
В кварталы порока и низменной страсти,
Чтоб снова забыться в весёлом чаду…
В китайском притоне, за трубкою ханки,
Я вижу сквозь сладостный опийный дым
Трепещущий призрак прекрасной вакханки,
Навеки останется он молодым…
Winky Sheep 17 октября 2008
Я вновь лабиринтами улиц иду
В кварталы порока и низменной страсти,
Чтоб снова забыться в весёлом чаду…
Мне кажется, время как будто застыло,
Куранты на ратуше встали давно.
Здесь всё, что ни есть остаётся как было,
Лишь я опускаюсь на самое дно…
Я был капитаном, владельцем фрегата,
Мой китель трепали все восемь ветров.
Меня опасался сам дьявол рогатый,
Что в водной пучине нашёл себе кров.
Однажды ненастной осенней порою
Случилась чудовищной силы гроза:
Валы над бушпритом, и мгла за кормою,
И молнии вспышками слепят глаза…
В ближайшую гавань, спасаясь от шторма,
Без тени сомненья завёл я фрегат…
Да лучше бы рыбам тогда стал я кормом!
Но время, увы, не воротишь назад…
Весёлой толпою ввалились матросы
В манящий огнями рыбацкий трактир.
Здесь можно забыть о мозолях от тросов,
Наесться и выпить за несколько лир…
Тепло потекло по просоленным жилам,
Команда, наевшись, пустилась в загул,
Мне в кости в тот вечер не шибко фартило,
Но картами проигрыш всё же вернул…
Но прелесть трактира не только лишь в пище,
За что он любим так любым моряком –
Нигде сразу столько ты женщин не сыщешь,
Что ласку избрали своим ремеслом…
Трактирные шлюхи лицом симпатичны,
Хоть свежесть утратили очень давно,
Тела этих дам не всегда поэтичны,
Но с дальнего рейса не всё ли равно?..
Вдруг диво ли вижу: средь женщин порочных
Вакханка одна красоты неземной,
Заметно моложе и ярче всех прочих,
Глазами следит неотрывно за мной…
Я с места поднялся, но старый бродяга
Прокашлял мне в ухо, схватив за рукав:
«На горе себя обречёшь одним шагом –
У этой чертовки неистовый нрав…»
Его оттолкнул я, пускай он проспится,
Кто смеет перечить? Здесь я капитан!
Губами прильнул я к устам той блудницы,
Руками обвив её девичий стан…
Безумство погоды к утру прекратилось,
И шторм вспоминался как призрачный сон.
Но руки мои не к штурвалу просились –
Вчерашней девицей я был опьянён…
Обтрёпанный вымпел над мачтою реет,
Корабль к отплытию снова готов…
Но дивные локоны смоли чернее
Мне стали милей, чем все восемь ветров…
Неделю я жил в ожидании ночи,
Томимый желанием только одним.
Я чувствовал, сердце моё кровоточит,
Когда заставал её с кем-то другим.
Я ей предложил своё сердце и руку,
Чтоб стала она безраздельно моей,
Она ж рассмеялась: «Что будет за скука
Тебя дожидаться из дальних морей?»
Нещадно пустели команды карманы –
Матросу на суше без пойла – беда…
Я продал фрегат, позабыл океаны,
Чтоб здесь с ней остаться уже навсегда.
Я каждую ночь, предложив пожениться,
Молил её бросить своё ремесло,
Она отвечала: «Я – вольная птица,
Не нужно мне пыльное брака тепло…»
Однажды нашёл я трактир окружённым
Толпою угрюмо молчащих зевак…
Протиснувшись ближе, я встал поражённый,
В кошмар тот поверить не мог я никак:
Один из клиентов моей ненаглядной,
Ревнивый подонок гвардейцами взят…
От рук оттирая кровавые пятна,
В толпу он бросает злорадный свой взгляд…
А рядом, накрытое простынью белой,
Той, чьим я дыханием ласковым жил,
Лежит бездыханное мёртвое тело,
И ужас в глазах её карих застыл!..
Лишь ночь обретёт полноту своей власти,
Я вновь лабиринтами улиц иду
В кварталы порока и низменной страсти,
Чтоб снова забыться в весёлом чаду…
В китайском притоне, за трубкою ханки,
Я вижу сквозь сладостный опийный дым
Трепещущий призрак прекрасной вакханки,
Навеки останется он молодым…
Winky Sheep 17 октября 2008
