Александр Золотарёв

Во дворе дома номер пятнадцать, посёлка Аэропорт, царила суета. Двор, метрами измеренный – двести на триста, с трех сторон был стиснут строгими пятиэтажками, а четвертая его сторона смотрела на старый, потемневший от времени деревянный трехэтажный барак сороковых годов постройки. Внутри этого каменного лабиринта, словно сердце его, билась жизнь – детская площадка, финский домик с управлением дачного товарищества, металлические конструкции для развешивания белья, беседка без крыши с двумя поносившимися лавочками, да несколько бетонированных клумб.

 

Всё это украсил какой-то праздник, что ли, или собрание. В центре двора, под прицелами азволнованных взглядов, один человек из правительства вещал что-то важное, опоясанный чиновничьими персонажами в строгих коспомах, да толпой жадных до сенсаций журналистов. А вокруг, как пчелы на мед, стекались местные жители. Двор кишел людьми все дорожки были забиты, на клумбах, на лавочках, на бордюрах, а кое-кто и на нозырьках подъездов примостился.

 

Лица знакомые. Взгляд скользил по ним без особого интереса - вот кто-то кивает, другой рукавом оттирает пот, а третий, от усталости, шелчет что-то супруге на ухо. И среди них был я, стоя неподалеку у среднего подъезда, как бы наблюдая, но по сути - лишь в толпе для вида.

Тогда и раздался звонок. Голос был встревожен, как ветер перед грозой. Он просил меня немедленно прибыть - мол, на даче отца в саду, с несколькими местными он ровнял участок под газон. «В саду…» – эхо этих слов развоплотило во мне остатки сна. Спешно прощаюсь с теми, кто был вокруг, и направляюсь к выходу со двора.

 

На даче, среди зеленой тишины вишневого сада, из земли выкопали тело. Я сам его закопал там всего несколько дней назад, на пару с облезлым янтарным стратокастером. Однако, несмотря на недавнее погребение, выглядело все так, будто эти двое пробыли в земле уже несколько месяцев. Стараясь держать лицо невозмутимым, сделал вид, что тело меня мало интересует. Зато старую гитару я с искренним интересом поднял с останков. Краска с корпуса отслаивалась под пальцами, отсыревшее дерево.

 

Пока другие переглядывались, я присел на травичку неподалеку и, действуя всем на нервы, начал наигрывать "Мантру" Кинг Кримзон. А потом "Марс".