1.

 

Пушкин для меня начался в четыре года с картинок. У нас дома был огромная книга, фолиант — полное собрание Пушкина в одном томе с замечательными иллюстрациями на отдельных вклеенных листах. Одни яркие и красочные, другие в спокойных акварельных тонах; там были и гравюры, и рисунки самого Пушкина… Я мог очень долго сидеть над этой книгой. В ней был спрятан волшебный мир, который весь ещё не был мне доступен, но картинки обещали необъятное и невероятное в скором будущем.

Любимыми были, конечно, картинки к сказкам. Две из них я смотрел чаще всего, и даже сейчас помню их во всех подробностях.

На одной была изображена Людмила в волшебном саду Черномора. Чего только не было в том саду! Диковинные цветы и травы, удивительные птицы, какие-то узорчатые кувшины с тонким горлом и, конечно, сама Людмила в одежде, которая была самостоятельной картиной. Невозможно было охватить всю эту красоту сразу, и я разглядывал по отдельности то резные завитушки листочков на травах, то странные плоды на деревьях, то радужных птиц с замысловатыми хвостами, то оцепеневшую Людмилу, её серьги и сапожки… Все мелкие детали были тщательно прорисованы — можно было сосчитать количество лепестков у цветка, рассмотреть пёрышки у птиц и тонкий узор на кувшине. Каждый раз, когда я смотрел картинку, обнаруживались детали, которые я раньше не замечал. Я погружался в эту картинку, как в сон — из волшебного сада трудно было уйти.

Второй такой картинкой было «Лукоморье». Оно тоже было прорисовано тщательно и с любовью: каждое звено золотой цепи, каждый лист на дубе, монетки в сундуке Кащея, меч в руке богатыря — без всяких «-измов», условностей и упрощений. По картинке можно было бродить часами, и я таскал огромный том с дивана на ковёр и обратно и предвкушал приключения, которых ещё не знал, но к которым уже был готов. Как я сейчас благодарен художникам, которые поселили в моей душе сказку! Какие молодцы мои родители, которые не только не запрещали мне трепать дорогую раритетную книгу, наоборот, поощряли, в результате чего кое-какие листы порядочно пострадали, а некоторые картинки приобрели детали, которые художник вовсе не предусматривал.

И, конечно, я благодарен самому Пушкину! С него началось моё путешествие в литературу. Через «Лукоморье» я вступил в страну, в которой живу до сих пор. Художественный вымысел, который содержится в книгах, и теперь нередко властно вторгается в мою реальность и меняет её. Я точно знаю десяток книг, которые «сделали» меня, без которых я был бы совсем другим, в разы́ хуже.

После картинок к сказкам Пушкина и самих сказок были дядя Стёпа и Айболит, Незнайка и Железный Дровосек, а когда пришло время, тот же Пушкин за руку вывел меня на большую дорогу — в Большую Прозу. После того, как я прочёл «Повести Белкина», а потом «Дубровского» и «Капитанскую дочку» (между делом ещё и «Пиковую даму»), я входил в комнату, где стоял стеллаж с книгами, как Али-Баба в разбойничью пещеру: в полной уверенности, что за каждым корешком — сокровище. Книги стояли от полу до потолка и обещали невыразимую радость открытия. Я брал наугад и, если ничего не понимал, не разочаровывался, а брал другую, третью… Впрочем, в каждой находилось хоть что-нибудь интересное. А иногда открывались миры. Например, мир Жюля Верна. Или — мир «Трёх мушкетёров». Гоголь был просто взрывом!

Но повторяю: тропинка, приведшая меня в литературу, шла через Пушкина. Мне повезло, что лаконичная и чрезвычайно обаятельная манера пушкинского письма с самого начала дала мне пример прозы высочайшего уровня. Что бы я после ни читал, поневоле сравнивал с «Барышней-крестьянкой», «Метелью», «Капитанской дочкой», и мало что могло не то, чтобы перешагнуть эту планку, но хотя бы приблизиться к ней. Я и сейчас просто из любви к искусству иногда перелистываю его повести, перечитываю некоторые места и наслаждаюсь плотностью и в то же время лёгкостью письма, бесподобным юмором и живостью языка персонажей. Не удержусь:

 

«Марья Гавриловна была воспитана на французских романах, и, следственно, была влюблена».

 

«В столицах женщины получают, может быть, лучшее образование; но навык света скоро сглаживает характер и делает души столь же однообразными, как и головные уборы».

 

«Надобно знать, что для меня выписана была из Москвы географическая карта. Она висела на стене безо всякого употребления и давно соблазняла меня шириною и добротою бумаги. Я решился сделать из нее змей, и, пользуясь сном Бопре, принялся за работу. Батюшка вошел в то самое время, как я прилаживал мочальный хвост к Мысу Доброй Надежды».

 

«Отведи г. офицера… как ваше имя и отчество, мой батюшка?» — «Петр Андреич». — «Отведи Петра Андреича к Семену Кузову. Он, мошенник, лошадь свою пустил ко мне в огород. Ну что, Максимыч, все ли благополучно?»

— Все, слава богу, тихо, — отвечал казак; — только капрал Прохоров подрался в бане с Устиньей Негулиной за шайку горячей воды.

— Иван Игнатьич! — сказала капитанша кривому старичку. — Разбери Прохорова с Устиньей, кто прав, кто виноват. Да обоих и накажи».

 

Ну, как это не любить?! В общем, проза Пушкина — это моё всё. И сам этот человек для меня — гид, сталкер, да просто друг, который легко и ненавязчиво заставил меня полюбить то, что любил сам. Я совершенно не могу воспринять его как классика и «солнце русской поэзии». Портрет в учебнике, памятник на Тверской и даже замечательный портрет Кипренского в Третьяковке — это для меня не Пушкин.

Он именно друг, отзывчивый, умный, лёгкий в общении, а временами очень глубокий, иногда дерзкий на грани и очень остроумный — вот кто для меня Пушкин.

И это только вступление к главному, ради чего я, собственно, пишу.

 

2.

 

Судьбе было угодно, чтобы уже вполне взрослым и сложившимся человеком я неожиданно стал работать с детьми в школе. Начал просто по необходимости — помогая жене, учительнице начальных классов, в разных мероприятиях. Против ожидания, выяснилось, что дети отвращения у меня не вызывают, готовить с ними праздники и концерты мне понравилось, и я втянулся до такой степени, что теперь без этой работы себя просто не представляю.

В этом учебном году жена приняла уже четвёртый набор первоклашек. А четыре года назад, для тех первачков, которые сейчас в пятом, она придумала необычное мероприятие. Оно должно было, по её мысли, приобщить детей к чтению. Суть такова: в сентябре, детям и родителям объявляется о грядущих в ноябре «Семейных чтениях» и назначается тема чтений. Желающие принять участие читают в семейном кругу ряд произведений (родители вместе с детьми! — это обязательное условие), выбирают одно из них и готовят презентацию по прочитанному в совершенно свободной форме. И в один из ноябрьских вечеров мы собираемся в классе, и каждая семья показывает остальным то, что она приготовила. Сценка, фильм, викторина, песня, картина или поделка, сделанная своими руками… — всё что угодно по теме чтений.

Конечно, мы очень волновались! Главное волнение было в том, захотят ли участвовать взрослые, вечно занятые люди в таком странноватом и необязательном мероприятии. Откликнулись 22 семьи из тридцати, причём не только родители, а и бабушки и дедушки, и даже более дальние родственники; некоторые мамы пришли с совсем маленькими детьми, которых нельзя было оставить дома. В общем, чтения получились «семейными» в самом широком смысле слова. А из жанров были представлены: сценки, самодельные фильмы, анимация, театр теней, авторская песня, викторины, экспонаты, сделанные своими руками, наконец, картины.

Тема была благодатная — «Сказки Пушкина». Были потешные сценки (представляете папу в роли Балды с дочкой Чертёнком?); была видео-викторина; был апликативный мультик по «Золотой рыбке» (я с ужасом представлял, сколько картинок там было нарисовано и как скурпулёзно их передвигали и снимали!); была видео-зарисовка «Осень» — стихи Пушкина об осени читали мама, папа и сын на улицах Москвы под опадающими листьями. Конечно, мы не стали возражать против такого расширения темы!

А гвоздём всего вечера был фильм, который сделали объединёнными усилиями две семьи. Знаете, как он назывался? «ЛУКОМОРЬЕ». Удивительный фильм! Когда кончится конкурс, я его выложу в Альбоме, и вы тоже восхититесь: изобретательностью, мастерством и чувством юмора тех, кто его делал. А более всего — готовностью взрослых не купить детям праздник, а сделать его своими руками, вместе с ними придумывать, творить и играть. Уж не знаю, кто больше удовольствия получил от действа — дети или взрослые. И это можно было сказать практически обо всех участниках чтений.

Это был необыкновенный день, вернее, вечер — не хотелось расходиться. Родители благодарили нас за то, что мы дали им возможность пообщаться с детьми на таком уровне, и мы все вместе решили провести чтения и во 2-м классе. Через год были Носов и Драгунский, в 3-м классе — произведения о животных (Бианки, Сетон-Томпсон, Киплинг, Лондон…), а в 4-м — рассказы Чехова. Вот так мы росли. Каждое чтение было по-своему уникальным, открывало с неожиданных сторон и детей, и родителей. И практическая польза была налицо — ведь дети читали и «Незнайку», и Киплинга, и Лондона, и Чехова. И для меня просто символично, что они вошли в литературу так же, как я в детстве, — через пушкинское Лукоморье.

В ноябре этого года у нас прошли вторые «Пушкинские чтения» уже с нынешним первым классом. Было здорово, но откликнулись уже меньше — половины класса не набралось. Это уже другое, более прагматичное поколение родителей. А дети такие же — глаза блестят, на всё отзываются, переживают по пустякам (хотя это нам кажется, что пустяки). И конечно, тем детям, чьи родители не захотели приобщаться, было обидно. Но что тут поделаешь?..

В этот раз фурор произвела изба с тремя сестрицами из «Сказки о царе Салтане». Впору в музее выставлять! Всё своими руками — и брёвнышки, и сестрицы внутри, даже прялка, как настоящая. Только царя под окно пришлось купить…

 

Я не обольщаюсь — далеко не все дети станут книгочеями, но кто-то обязательно зачитает. И этими немногими (а может, и многими) я отблагодарю Пушкина за то, что он для меня сделал. Я ему в этом поклялся. В конце класса я обустроил полку, на которую выставил принесённые из дома любимые книги своего детства, некоторые весьма и весьма потрёпанные: «Приключения Незнайки», «Волшебник Изумрудного города», «Принц и нищий», «Голова профессора Доуэля», «Кортик», «Тайна двух океанов», «Остров дельфинов» и «Остров сокровищ» и др. Кое-кто из детей задаёт вопросы, некоторые листают, и уже заведён список тех, кто и что взял почитать.

Моё Лукоморье продолжается…