«КАМО ГРЯДЕШИ»

 

 

Генрик Сенкевич. Роман «Камо грядеши» («Quo vadis», «Куда идёшь»).

1894 – 1896 г.г. Действие романа развивается в Римской империи во время правления императора Нерона и охватывает период 64-68 гг.

Громадный успех романа во многом способствовал присуждению Сенкевичу в 1905 году Нобелевской премии по литературе.

 

. . .

 

Рим в I-м веке был даже по нынешним понятиям большим городом. В нём были роскошные виллы патрициев, Колизей, храмы, дворцы, площади… Но основная часть представляла собой узкие кривые улочки с деревянными или построенными бог весть из чего жилищами; трущобы, кварталы мигрантов со всей Европы; общежития для рабов; продуктовые рынки, склады… И никакой пожарной безопасности.

 

А теперь представьте на минуту, что Вы – Нерон, и Вам хочется сжечь Вечный город.

Зачем? Ну, хотя бы для того, чтобы, глядя на апокалиптическое зрелище, вдохновиться на создание новой поэмы. Вы же не только император, но и поэт… Ещё чтобы прославиться в веках. Эту причину легче понять, чем любую другую… Наконец, чтоб отстроить новую столицу взамен надоевшей и ставшей уже ненавистной… Тем более, что Вы действительно давно ненавидите эту громадную язву; эту украшенную статуями и дворцами выгребную яму, которая сотни лет гниёт и копит испражнения; место, где каждый день совершаются тысячи бесчинств, надругательств и преступлений; где большая часть населения – вообще не люди, а лишь существа, исполняющие прихоти пресыщенного, развращённого меньшинства…

Но главное – Вам очень НУЖНО, чтобы город сгорел! Потому что таким образом будет создан повод для принятия важного политического решения.

 

Есть ли шанс у Рима уцелеть при этих условиях? Ни малейшего! И Рим сгорел. Поджоги были совершены в нескольких местах сразу – в тех самых, где огонь знал, что ему пожирать, где ему легко было перекидываться с дома на дом, с улицы на улицу, где он легко подхватывался сквозняками, которые всегда гуляют между холмами. Да ещё неизвестные люди, которые мешали горожанам тушить очаги пожаров… Уже через день город пылал, а потом постепенно превратился в громадный костёр, в котором люди гибли не столько от огня, сколько от удушья и давки...

 

Когда я читал роман «Камо грядеши», описание пожара произвело на меня очень сильное впечатление. Одно дело прочесть: «Рим сгорел! Это было ужасно!» И совсем другое – увидеть опрокинутые, полные отчаяния лица; почувствовать, как сквозь мокрые тряпки горячий воздух обжигает ноздри и врывается в лёгкие; как у ещё живых людей вскипают пузыри на коже; как один убивает другого, чтобы вылить на себя ведро воды; как в узком переулке сталкиваются две толпы, которых с обеих сторон нагоняет огонь, как они бегут друг по другу…

 

Ещё одна, не менее страшная картина – пытки христиан, травля их в Колизее дикими зверями и иллюминация из живых факелов в имперском саду… Красок писатель не пожалел!

 

Я даже воображение не особенно напрягал – Сенкевич напряг его за меня. Книга написана так, будто не читаешь, а смотришь фильм голливудского масштаба и качества, яркий, детализированный, профессиональный. Ловишь себя на мысли: так вот кто придумал этот великолепный беспроигрышный формат, который растиражировал и отчасти обесценил Голливуд!

А следом приходит другая, более важная мысль: так вот как, оказывается, начиналось христианство; вот как появились святые и мученики; вот почему история пошла по этому пути… И становится немного не по себе, потому что осознаешь: перед нами вовсе не сюжет, выдуманный ловким сценаристом.

Это – БЫЛО!

 

Вообще, для меня роман «Камо грядеши» стал откровением. До Сенкевича я знал об этом периоде истории так мало, отрывочно и так не доверял своим знаниям, что он был для меня чем-то вроде легенды, в которую вовсе не обязательно верить. После романа Сенкевича я не могу в это не верить. Я вычитал, что ни над одним своим романом писатель не работал так скурпулёзно с точки зрения исторической документальности, как с «Камо грядеши». Наверное, поэтому он так достоверен при том, что главные герои, как водится в романах, красивы и благородны, любовная история – трогательна и сентиментальна, а «the end» не очень, но всё-таки «happy». Но герои здесь – лишь проводники в историческом лабиринте, а перипетии их любви – нить, уцепившись за которую мы идём по нему и всматриваемся в прошлое.

 

Нерон и его окружение… Сожжение Рима… Начало христианства как массовой общечеловеческой идеи… Апостолы Пётр и Павел… Невероятная жестокость избиения сторонников новой веры, которая не только не ослабила, а усилила притягательность этой идеи… Я всё это увидел и почувствовал. Что-то понял, чего-то нет, но было ощущение «машины времени» – я словно побывал в I-м веке. Конечно, не мог не задуматься…

О том, что было после…

О том, что есть сейчас…

И о том, что будет…

 

Особо весёлого, конечно, ничего не придумалось. Человечество прошло с тех пор через такие потрясения, по сравнению с которыми сожжённый Рим и избиение христиан – детская игра в бирюльки. История, как говорится, никого и ничему не научила.

Сами христиане через несколько сотен лет и избивали, и жгли, и распинали, всё во имя веры в того, который учил любить ближнего, как самого себя! И – вечная политика, неразлучная с любой религией.

 

Сейчас я приведу цитату из рассказа Карела Чапека, напрямую связанного с тем, о чём я пишу. Рассказ называется «Кредо Пилата». Того самого, который выдал на распятие Иисуса и который считается антигероем истории. Когда я его прочёл, я подумал: а почему не могло быть и так? А может, действительно, Пилат был просто очень умный и прозорливый человек…

 

«Вечером пришел к Пилату некий муж, почитаемый в городе, по имени Иосиф из Аримафеи, также бывший учеником Христа, и попросил выдать ему тело Иисусово. Пилат ответил согласием, промолвив:

― Он распят без вины.

― Ты сам отдал его на смерть, ― возразил Иосиф.

― Это так, ― ответил Пилат, ― и знаю, люди все равно думают, будто я поступил так из страха перед этими крикунами с их Вараввой. Послать бы на них пяток солдат ― живо бы присмирели. Но не в том дело, Иосиф Аримафейский. Не в том дело, ― помолчав, продолжал он. ― А вот когда я беседовал с ним, увидел ― недалеко то время, когда его ученики будут распинать других: во имя его, во имя его истины распинать будут и мучить всех прочих, убивать другие истины и поднимать на плечи других Варавв. Человек тот толковал об истине. Что есть истина?

Вы странный народ, много говорите. Все-то у вас фарисеи, да пророки, да спасители и всякие иные сектанты. И каждый, придя к какой-нибудь истине, запрещает все остальные... Все равно, как если бы столяр, сделав новый стул, запретил бы садиться на все другие, сделанные кем бы то ни было до него. Словно то, что сделан новый стул, отрицает все старые стулья. Возможно, конечно, что новый стул лучше, приятнее на вид и удобнее прочих; но отчего же, о боги, нельзя усталому человеку сесть на любой стул или просто на каменную скамью? Человек утомлен, измучен, нуждается в отдыхе; а тут вы его прямо-таки силой стаскиваете с сиденья, на которое он опустился, и заставляете пересесть на ваше. Не понимаю я вас, Иосиф.»

 

О том же самом, но другим языком, рассказывает бумажный мультик Гарри Бардина «Адажио». Кто не видел, потратьте 10 минут, задумайтесь… Задумчивость на историческом фоне – это вполне нормально.

 

Но вот что я думаю в итоге.

Всё было бы очень плохо и безнадёжно (ну, как же! – время идёт, история повторяется, люди по-прежнему убивают друг друга, принуждают верить в сомнительные истины, творят беззакония, политическими интересами оправдывают любые преступления и т.д., и т.п.); словом, всё было бы плохо, если бы…

 

…если бы не очень простой факт – несмотря ни на что мы всё-таки существуем и даже во что-то верим. И герои появляются время от времени, и бессребреники не перевелись, и правдоискатели смущают умы обывателей… Да что там говорить! До сих пор люди стихи пишут – уж нам ли, поэмбуковцам, этого не знать! И некоторые не просто играют образами и словами, а вполне искренне пытаются зацепиться за смысл, ради которого стоит жить и эти самые стихи писать… Значит, есть надежда, что спотыкаясь, набивая шишки, мы движемся, мы куда-то идём…

Quo vadis? Камо грядеши?

 

Для того, чтобы если не ответить, то хотя бы задать этот вопрос, полагаю, и нужны исторические романы.