Пустота. Ничего внутри. Одиночество. Не с кем поговорить. Телефонная книжка полна имён, да некому позвонить, объяснить, что ты потеряла сон. Всё чужое, всё не своё, нет тепла, хоть в окнах горит свет. Убеждаешь других, что, в принципе, всё хорошо, и проблем-то и вовсе нет.

 

Тебе верят и говорят, мол, да ты-то что, а у нас сплошь и рядом ад! Утыкаются носом в моё плечо, и жилет давит плечи от солёных слёз. А я никому не скажу, что у меня всё всерьёз, что в душе моей – выжженная степь, а за ней холодное море и ледники. Там уже нет страстей, только пепел да лёд. Знают только мои дневники, что происходит со мной: каждый вечер один и тот же бой, кто кого сегодня добьёт – одиночество меня или я его? Ничего, ничего. Всё пройдёт.

 

Так идёт день за днём, что-то катится по наклонной, что-то медленно в гору ползёт. А я неминуемо сама с собой спорю, если всем дуракам везёт, то почему не мне? Или я не дурак? Или я расхожусь во мнениях.

 

Никому ничего не говорю, у меня всё отлично, только много курю, я бы даже сказала, что неприлично. Хотя в принципе, это не так важно. Я могу говорить сколь угодно с каждым о многом, как, например, о Боге, и даже о малом и бесполезном, например, о скалах и о железе. Даже про чувства, про боль, про усталость, про любовь и про счастье, про лень и про жалость. Обо всем, разбирая себя внутри на части, но снаружи – я улыбаюсь.

 

Наступит момент, подойду к черте, рядом будут со мной не те, все с телефонами: «Ну же давай! Вот он край! Быстрее, садится моя батарея, снимаю». Но вдруг море моё ледяное в душе поднимется волнами, начнут таять мои ледники, степь зацветёт. Да пошли вы все к чёрту!

 

Увижу в толпе – две протянутые руки, я схвачусь за них, и шагну назад, за спиной моей вдруг исчезнет ад. Когда мне покажется в следующий раз, что я одна, вспомни, кто тебя спас? Там, обязательно будет такой же, как я, стоять у черты. Кто его спасёт, если не ты?