Дорожное
Парк, закрытый на просушку,
в неземном апреле тает.
Александр Сергеич Пушкин
злится: что за жизнь пустая?
И зачем она даётся
(бьётся смертным без опаски)?
В Питере – ни тени солнца,
ни намёка близкой Пасхи.
Дома сядешь у камина,
нижешь зря словечек цацки,
мол, идём дорогой длинной,
а конец всегда дурацкий.
Наблюдая (продан! предан!),
как начальству лижут жопу,
грустно думает: уеду
к чёрту, к дьяволу, в Европу.
Собираю чемоданы,
раздаю стихи знакомым,
вечно чёрным, вечно пьяным
прогони меня из дома,
потеряй меня в капусте,
зашагай меня не в ногу…
Только снова не отпустят
за границу, слава Богу.
Пояс затяни потуже,
не насилуй свой французский…
И кому там русский нужен,
да к тому же чёрный русский?
Кто нас маленьких услышит?
И над бездной разговора –
город, неизменно пышный,
бесконечно бедный город.
Он поманит и обманет
пошлой славы погремушкой…
Зазвенит струна в тумане:
что же ты наделал, Пушкин?
Нам давно итог известен –
что танцующий от печки
добредёт дорогой чести
до проклятой Чёрной речки.
Не дают поэтам спуску,
чёрны мы, белей не станем –
каждый честный, каждый русский
этой пулей будет ранен…
Жизнь жестокие игрушки
дарит нам, но, слава Богу,
Александр Сергеич Пушкин
отправляется в дорогу –
в край, где всё для сердца мило,
где покой душа отыщет,
в край, где отчие могилы
да родное пепелище.
Мчатся кони, с ветром споря,
колокольчик под дугою,
о моё святое горе,
Святогорье дорогое,
там, где вечные избушки,
там находим жизни силы –
там, где вера, там, где Пушкин,
там, где отчие могилы…
