Суд лесной
1
Их поставили у стены,
Руки сзади, в надёжных путах,
Ждали только команду «Пли!» –
Каждый звук ощущался чутко.
Долго били их и пытали –
Был допрос огнём с кулаком –
Партизаны на всё молчали,
Так и шли на тот свет молчком.
Только Ванька во сне кричал –
Молод был и не ведал боли,
А Потапыч во сне мычал –
Только здесь, на этом бетоне.
«Говорите пароли, явки!» –
Перегаром дышал фашист,
А они, презирая страхи,
Повторяли себе: «Я чист!»
Так стояли они, счастливцы –
Совесть, честь, голова чиста,
Сердце каждого, как орлица –
Так клекочет, и так слаба.
Офицер обрубил рукой,
Эти русские всем постыли –
Лай железный, и волчий вой –
Эхом стены в ответ завыли.
Но увидел фашист картину:
Ему под ноги старый плюнул,
Парень сжатый кулак свой вскинул,
Крикнул что-то пред смертным гулом.
Подошёл гестаповец к мёртвым –
Да, слабы оказались путы,
И зверёныш калач был тёртый,
Молод так, а какой-то смутный.
«Ко мне, Шиллер!» – вмиг переводчик
Перед ним, как ищейка в стойку.
«Что кричал нам русский молодчик?
Одно слово – но зло и бойко!»
«Прокричал «Вставай!» этот парень», –
«А, «Вставай…» – очевидно, лозунг,
Вечно Партию они славят,
Без неё ничего не могут».
«Это ихний гимн коммунистов, –
Объяснял лейтенанту Шиллер, –
Есть и песня – взывает биться
На смерть с нами, подобна гимну».
«Эти русские – раса диких,
Разве ведома им культура,
Наших мифов, имён великих,
Даже слово «Литература»
Для славян ничего не значит,
Мы свет разума им несём.
Полу зверям, живущих в чащах,
Выжжем дикость их всю огнём.
Мы с тобой и Вагнер и Шиллер –
Вот культурные имена!
Наша нация так обильна,
Сколько гениев всем дала!»
«А я знал ефрейтора Баха, –
Переводчик в такт дополнял, –
Гримма знал – тот не ведал страха,
Когда русских на танке гнал».
Глядя вниз, офицер что-то вспомнил –
Парень русский, стыдясь лицом,
Землю, словно родную обнял,
Старый навзничь был, молодцом.
Не закрылись глаза партизана,
И презренье осталось в глазах,
Было это неясно, странно,
Навевало какой-то страх.
Фашист плюнул в лицо старика,
Но плевок не дошёл, промазал,
Второй раз – и всё свысока,
Снова мимо, как будто глазом
Отводил тот его плевки,
Снова, снова плевался Вагнер.
Снова мимо. Его носки
В бой вступили – ведь было важно
До конца убить русский дух,
Растоптать, и пусть знает место,
Бить и бить, не пачкая рук,
Всех убить, сломать своей местью.
До пены пинал мертвеца –
Стыла в ужасе вся команда –
Духи древние в их лесах
Спросят всё за смерть партизана.
2
Час расплаты был недалёк –
Духов воинство всё вскипело –
Только немцы вошли в лесок,
Пали сосны справа и слева.
Бородатые в бой вступили,
К ним и юноши подошли,
Нечисть гнали, и нечисть били,
Русским духом поганых жгли.
Все фашистские пули – мимо,
Партизанские пули – в цель,
Хоть лесные духи незримы,
Но у русских всё без потерь.
Одного пощадили пули –
Стоял бледен, и весь помят,
Руки сзади, синяк на скуле –
Клятый людом сто раз подряд.
Подошёл капитан Нечаев:
«А, знакомый, лесов гроза!
Вагнер, милый, тебя мы знаем,
Ждали в гости – но шёл ты зря.
Сколько крови ты нашей выпил,
Сколько пало у нас парней!
Ныне наше подполье скрыто,
И работа его верней.
Жаль последних – нелепый случай.
Но агент наш успел, сработал,
На приманку, как пёс вонючий,
Ты в хороший капкан притопал».
Но, расшвыривая бородатых,
И парней, стоявших вокруг,
И визжа, крича, с автоматом,
Кто-то кинулся к фрицу вдруг.
То девчонка – метила в очи,
Еле сняли с лица её,
«Шмайсер» вырвали. «Маша, очень
Мы все рвёмся казнить его,
Задолжал он уж больно многим,
Только смерть, как и жизнь, одна,
Суд наш будет лесным и строгим,
Всё воздастся ему сполна».
Все в отряде про это знали: Ваня, Маша
В любви давно,
И казалось, нет пары краше –
Всё в любви и весне цвело.
И фашист своей кровью капал,
То продранные полосы,
По лицу его шли нахрапом,
Но с презреньем смотрел, с выси.
А бойцы опять вспоминали:
«Да, Потапыч был всем отец,
И два сына его в отряде,
Оба пали – за них был мстец».
«А Иван был – такого друга
Не сыскать – заслонит собой».
«Сам Потапыч простого круга,
Но умён был, широк душой».
А три старца лесных, из местных,
С командиром своё говорили…
Он кивнул. «Суд наш русский, честный –
Мы давно эту тварь судили.
А сейчас все идут на базу,
Хорониться в леса, болота,
А двоим со мной по приказу –
У нас будет своя забота, –
Объявил капитан Нечаев, --
Молодцам силачам остаться,
Что за дело, потом узнают,
Остальным в глубину скрываться.
Пусть возьмут эту нечисть духи,
Растаскают её вороны,
Пусть пройдёт до конца все муки,
Что исплакали наши вдовы».
***
Уходил отряд партизанский
И догнал его жуткий крик,
Лютой смерти испив ужасной,
И на взлёте внезапно стих.
А немецкий отряд на подмогу
В это время шёл в русский лес.
К месту казни вела дорога,
Ужас смерти витал окрест.
