За день до Рагнарёка
– Ногти всем стричь короче, –
напутствует старый ярл. –
Хирд наш погибнет к ночи в мёртвых пустых морях...
Фимбулвинтер.
Уже так скоро
будет Нагльфар отстроен.
Вешний лёд никогда не тронется
и останется скован Гандви'к
белой коркой на новое лето.
Истреблять петухов смысла нет:
мир чернёною кровью умоется.
Так точи же секиры, хирд,
отряхни перемёрзлые латы!
Рагнарёк, будь он трижды неладен:
бой последний протрубит Гьяллархорн.
Муспельхеймский в ответ ему горн
отзовется.
Дожить бы, О'дин!
То, что было мертво, было тленом,
побредёт из нильфхеймских земель.
Из туманного плена
поднимется Хель.
– Холод сучий,
наверно, Фенрир надышал, –
посмеется украдкой форинг,
не сдержась:
– Что же делать, конунг?
В битву с кем вступить в ледяной глуши,
где давно ни врага, ни брата?
Или впредь пора по душе тужить:
не видать ей Вальгаллы врат, и
ждёт нас тот же холод и та же тьма?
И бесчестие
И безвестность.
Я не чую ног и не чую лат,
а в Хельхейме ещё холодней, говорят...
очень скоро проверим вместе.
В царстве ночи горький зловонный дух,
здесь кричит надрывно рябой петух.
Стоны мёртвых, гниль, мачты корабля –
да, исходу не быть иному…
В чертог последний открыта дверь:
– Я ждала вас, братья, –
прошепчет Хель
и вырвет
последний
ноготь.
