Что-то из истории...

1. Завет

 

Все дневные звёзды спят на дне колодца,

зарастает память лебедой-бедой,

кто-то уезжает, кто-то остаётся,

для кого-то воля, у кого-то долг.

 

Вновь над Куликовым – грозовые тучи,

Гамаюн пророчит сумрачные дни.

За простое счастье быть благополучным

тех, кто уезжает, друг мой, не кляни.

 

За судьбу любую будем благодарны:

счастье – дар отменный, горе – дар благой,

по родным просторам рыщут Желя с Карной,

и уходят реки вспять из берегов.

 

Что отцам и дедам выпало на долю,

сыновьям и внукам всем ли по плечу?

Но, что нас навеки разлучат бедою,

в это, друг, я всё же верить не хочу.

 

Пусть укроет небо землю шкурой рысьей

и застынут степи в лунном серебре…

Всё не повторится, мы не повторимся,

ладно не спасёмся – душу бы сберечь.

 

 

2. Плач

 

заколодела дорожка, замуравела,

заплуталася душа, закалемасила,

вот тебе, блажному дурню, бог, а вот порог,

хошь, башку пробей али ноги поломай,

 

потому что был я никем и не стал никем,

потому что ты одинок, как святая вода в реке –

уж куда там персту или вдруг, извини, сычу…

ты молчал в меня, я обратно в тебя молчу,

коль уделом нам лишь несмело шуметь в листве,

потому что смута одна на весь белый небелый свет,

я молчу в тебя, я чужая своя вина,

наша красная смерть на миру уже не красна,

стоеросов лоб в стоеросов стол – выбивает такт,

вот такой я пустой, вот такой ты простой, дурак,

и когда мы умрём, облетим на ветру листвой

в глухомань урём, в заповедь немоты святой,

кто-то скажет: бред, мы всегда не о том молчим,

и качнётся свет незажжённой за нас свечи…

 

ай, времечко да стечёт по копытечку

красной кровушкой во сыру землю,

ох, семечко сгинет-пропадёт,

во сырой земле не родит ростка,

ой, темечко почеши дурак,

плюнь в колодец, коль пить не суждено,

наши времена, пепел да зола,

все виновны мы, все невинные…

 

 

3. Выбор

 

Средь тысячи жизней случайных сумей

однажды себя не сберечь:

тьма так безысходна, что можно во тьме

наткнуться на собственный меч.

 

И голос не дрогнет, не дрогнет рука,

от боли не скорчится плоть,

но кто нас оставит тогда в дураках,

навряд ли расскажет Господь.

 

Себя ощущая игрушкой стихий,

бормочешь: ну что ж, Элохим…

И можно писать неплохие стихи,

а можно – плохие стихи.

 

А можно совсем ничего не писать,

и, тьму рассекая мечом,

однажды понять, что чисты небеса,

услышать, как речка течёт,

 

как лепеты речки вплетаются в речь,

в дыхание Бога – ветра…

А как мы сумеем себя не сберечь:

бессмертными стать или мёртвыми лечь –

не Господу, нам выбирать.