Бирочка
Религиозные темы — вещь очень опасная.
Поэтому Степанову пришлось балансировать.
Он попал в жернова двух конфессий сразу,
сам при этом являясь полным безбожником.
Вот и весь синопсис — не любо, не читай.
Случилась эта драма жарким летом 2004 года,
когда Степанов работал директором машзавода.
На совещании у губернатора собравшимся довели,
что в городе достраивается православный храм.
Дело большой государственной важности
требует понимания и полного содействия церкви,
и если у святых отцов возникнет надобность,
то следует быстро помочь в решении вопроса.
Степанов до сих пор всего один раз был в церкви,
открытой в начале 90-х в здании бывшего детсада —
в тридцатых "религиозное мракобесие" зачистили так,
что оставалось верующим только собираться тайком.
А раньше в каждой станице вниз по Амуру
имелись просторные храмы и приходы,
причём церкви строили преимущественно каменные,
хорошо, хоть приспособили под сельские клубы,
а то могли под овощехранилища или скотобойню.
"Коллегам" повезло куда больше, хотя...
Синагогу евреям разрешили открыть после войны,
и то только после долгих настойчивых требований
американского благотворительного фонда «Ам-Биджан»,
пригрозившего прекратить социальную помощь области.
Социальная помощь закончилась жутким скандалом.
После войны американские евреи прислали в ЕАО
денег, различных вещей и продуктов питания
общим счётом на шесть миллионов — ого!
Но началась борьба с «безродным космополитизмом».
Первого секретаря и предоблисполкома сняли,
приговорили к расстрелу за шкурничество:
"Секретарь обкома т. Бахмутский получил 4 джемпера,
6 пар детских чулок и носок, двое трусов,
15 метров хлопчатобумажных тканей,
трое брюк, один халат и 17,5 метров ситца."
Для послевоенных карточных лет невелико богатство...
"Обиженные" писали доносы пачками,
такова была культура поведения в те странные годы,
жёны доносили на мужей, дети на родителей.
Реабилитация выявила невероятные вещи —
многие "стучали" совершенно искренне, по зову сердца!
Синагога, ютившаяся в маленьком домишке,
оставалась у властей как бельмо на глазу.
Старый дом ветшал, горел, начал разваливаться,
и его не стали восстанавливать.
Потом украли свитки Торы, и куда-то пропал раввин.
Однако после перестройки дела пошли на лад,
зарегистрировалась религиозная иудейская община,
началось строительство новой синагоги,
которое тянулось уже четыре года,
но тут возникла конкуренция — на той же улице
началось строительство православного храма.
Степанов религию уважал и отнёсся с пониманием,
получив вскоре почтой сразу два письма.
Епархия просила выковать главную дверь собора,
а раввин решил срочно заказать кованую ограду.
Проблема заключалась только в одном —
бригада кузнецов на заводе была только одна.
Тут-то и случилось нечто, ужаснувшее Степанова.
Странный огонь вспыхнул внутри его сердца.
Степанов не понимал, зачем он это делает,
но твёрдо знал, что после содеянного сейчас
ни в какой рай больше ему никогда не попасть.
Обречён будет Степанов тупо сгореть со стыда.
Мало кто поверит, но это был "профессион де фуа".
Или даже "ноблес оближе" — положение обязывало.
Как было не сыграть на совпадающих интересах
двух несметно богатых клиентов? Раз в жизни?
Конечно, можно было махнуть на всё рукой,
выставить работу к оплате по себестоимости,
но как потом уважать себя, сознавая, что мог —
мог, но так и не воспользовался. Слабо?
Служители культов Степанову не поверили,
побежали искать на него управу к губернатору.
Как это так — "выполним заказ только в ноябре"?
У нас сроки, нам всем бюджет осваивать надо,
одним открывать синагогу, другим совершать чин,
а какой же чин, если собор будет без дверей?
Губернатор сам был когда-то строителем,
понял родственную душу с полувзгляда.
— Вот что, ребята! Пулемёт я вам не дам!
Договаривайтесь миром, заинтересовывайте...
Для вас это дело копеечное, а завод-то нищ.
Первым за Степанова взялся вежливый раввин.
Напомнил про сыночку, который "милый мальчик",
поинтересовался корнями, приятно удивился тому,
что по роду Степановых проехались Файнштейны,
потом начал давить слезу — Степанов не сдавался.
Сели за стол, начали обсчитывать ограду,
раввин оказался «таки неплохо подготовлен»,
но Степанов тоже оказался далеко не подарок —
на косвенных затратах раввин вздохнул и сдался.
Степанов плотоядно ухмыльнулся прибыли.
Заключили договор, сводили клиента в цех,
познакомили с кузнецами трудного вероисповедания,
раввин обрадовался, защебетал, откланялся,
пообещав приходить ежедневно на планёрку.
Наутро к Степанову степенно вошли три попа.
Как в сказке — один в белом, другой в чёрном,
третий в чём-то разноцветном и с бижутерией.
Полы в кабинете прогнулись под их массой.
Выяснив, что Степанов нехристь, попы приуныли.
Впрочем, раввин тоже начинал с контрамарок.
Священнослужители пошли осматривать завод,
цветастый остался — как настоятель храма.
Он вынул чертежи своего проектного института,
храм в городе строили наподобие серпуховского,
бюрократия в церкви оказалась круче светской.
Хотя цену Степанов загнул повыше московской,
торговаться клиенты не стали — завод им понравился.
Весь август "культ-работники" следили за кузницей.
Кузнецы изнывали — ни выпить, ни закусить.
Раввин сначала горячился, размахивал руками,
умолял собирать поштучно, всё искал обман,
а когда увидал разом весь забор возле синагоги,
то натурально прослезился и обнимал Степанова.
Обещал куда-то записать и кому-то благодарить.
Попы приезжали по двое, плотно пообедав,
от их красных лиц припахивало вкусными харчами,
они азартно раскладывали на капоте "Волги" чертежи,
бегали в цех, смешно задрав рясы — дело двигалось.
На совершение "чина на поставление крестов
на верх крова новосозданныя церкве"
Степанов не пошёл — не смог, ездил по Китаю.
Попы пообещали внести его имя в молебен.
И на бирочку — "сделано при содействии", мол.
Как ни странно, ни один из попов за всё это время
так и не стал убеждать Степанова креститься.
Когда тот спросил, почему, цветастый ответил:
— А оно тебе надо? Ты и сам себе велосипед.
Таких, как ты, только старость в дугу сгибает.
Они курили, спрятавшись за сверкающей "Волгой".
Рабочие раскладывали на земле дверные запчасти.
Наблюдая за их работой, поп задумчиво сказал:
— Хорошо у вас! Я вот тоже, дострою — и дальше.
Ты давай, заходи, если что... Мало ли нужда какая...
Степанов отмахнулся — уж лучше вы к нам.
А потом прошли годы, раскидала жизнь, как хотела,
сдуло всё железным ветром российской истории.
Кроме бирочки в храме — "сделано при содействии".
