Про Грету

Грета была собакой. Или по крайней мере все так думали. Люди её поднимали на руки, гладили по спине, говорили «хорошая девочка». А она сидела и думала, что вообще-то не собака. И это как-то было странно, потому что все вокруг считали её таковой, а она — нет.

 

Тело было собачьим, хвост, лапы, уши, да, но вот голова… Чёрт, голова была у неё совсем не собачья. Она не любила бегать за мячами, не прыгала в лужи, не теряла рассудок от запахов колбас. Вместо этого она сидела на углу крыльца, смотрела на мир и думала. Как всё здесь чёртово однообразно. Как эти люди всё время куда-то бегут, как они что-то постоянно делают, а потом садятся и пишут в интернете, что они счастливы, а её это бесило. Бесило, потому что она видела их пустые глаза. Они никогда не задумывались, что они тоже, в сущности, не совсем люди. Собаки хотя бы знают, что они — собаки. А что эти люди знали о себе?

 

Грета жила в маленьком провинциальном городке, где все друг друга знали, а чужаков встречали как праздник, но не любили, если те задерживались слишком долго. Это место было таким, каким оно должно было быть: немного грязным, старым, с пыльными улицами, где машины ехали только когда кто-то вез кучу кирпичей или гнилые овощи на базар. Небо тут всегда было как старый твёрдый экран телевизора — серое, с затёртыми краями, где ты так и не мог понять, где заканчивается один день и начинается другой.

 

Грета ходила по этим улицам, когда у неё была нужда во времени. Время — это вообще странная штука в этом городке. Все здесь жили как-то на автопилоте, разговаривали о погоде, тянули свои дни между магазинами и лавочками, как будто ничего не менялось, да и не должно было. Грета знала всех этих людей. В принципе, они были добрые, но что-то в их глазах было пустое. Как у собак, которым сказали сидеть. Они сидели, они следовали правилам, они по-своему любили жизнь, но так, как это принято. Она не могла понять, почему все должны быть такими одинаковыми.

 

Однажды Грета, без всякой причины, просто ушла. Слишком много всего скопилось. Она пошла через парк, пробежала мимо пьяных стариков, которые пытались расставить бутылки на лавочке, и скрылась в лесу. В лесу было тише, и, кажется, тут она впервые почувствовала, что её тело не просто механизм, а нечто большее. Она сидела на каком-то пне, смотрела на мох и думала, что, может, если бы она была человеком, то, наверное, писала бы стихи о том, как растёт трава, или о том, как тени на деревьях ложатся на землю, когда солнце садится.

 

К ней подошла черепаха. Она медленно ползла к ней и остановилась прямо перед ней. Грета даже немного растерялась. У черепахи был такой взгляд — не спешный, не беспокойный. «Ты собака?» — спросила черепаха.

 

Грета посмотрела на неё и вздохнула. «Да не собака я, чёрт возьми. Я не понимаю, почему все так думают».

 

Черепаха, наверное, поняла больше, чем могла бы сказать, потому что просто кивнула своим маленьким черепом. «Ты не собака, ты не человек. Ты просто есть. И это уже неплохо».

 

Грета сидела и смотрела на её медленное движение. Вдруг ей стало немного легче. Быть «собакой» — это тупо. Быть «человеком» — это вообще для кого-то другого. Но просто быть, просто жить — это, может, и есть смысл всего.

 

Она вернулась домой, но уже не на поводке. Уже не в роль собаки. И никто её не заставлял бегать за мячиками или ложиться на коврик. Она просто ходила, молча. Иногда подходила к людям, которых раньше знала, смотрела им в глаза и чувствовала, как те смотрят на неё, будто не понимают, кто она такая.

 

Но Грета всё знала. Она просто была Гретой. И, в принципе, этого было достаточно.