WM – 4. Первый

Он шёл по зебре длинного сумрачного коридора, из-под подолов тяжёлых бархатистых занавесов вырывались лучи десятков искусственных Солнц, в чьих лучах, до бесконечности отраженных зеркальными стенами, купались посетители примерочных кабин. Мелькали лёгкие тени, то здесь то там вращаясь, скрывались в недоступной взгляду глубине пары солидной обуви, различимые свежестью начищенного блика. Марк выделил три-четыре основных вида стремительности среди мужских и раза в полтора-два больше женских ножек, и, уже почти потеряв интерес, успел ухватить взглядом, быстро ускользнувший, знакомый каблук. Он подошёл к шторке и резко одёрнул.
 
Извиваясь подобное кобре, вызванной гипнотической игрой заклинателя, вскоре из узкого горлышка красного платья-футляра показалась маленькая рыжая головка, Марк понял, что ошибся.
 
– Не видела Мирабель?
 
Прочитав ответ на недоуменном лице, он вернул шторке первоначальное положение под звуки медленно накатывающего шипения, ощущая как в его спину впивается сверло смешанных чувств. Уже на самом выходе из примерочной Марк услышал знакомую мелодию входящего звонка, рука машинально дёрнулась, плавно и холодно его коснулся красивый баритон, подхватывая и усиливая по спирали ушных раковин, вкручивающееся движение:
 
– И на что ты тратишь своё и моё время?..
 
"Белые оксфорды из первой" – подумал он, покидая коридор.
 
Лавируя в потоке вестибюля между без конца прибывавшими новыми посетителями, он остановился около фонтана, где редко поблескивали спинками маленьких рыбок серебристые монетки. Между взмывающими до самой крыши и рушащимися в мелкие мурашки столбами воды, по ту сторону брызг, за прозрачной витриной в неподвижной грусти застыло юное лицо в фартуке. Парень, свесив кисть в люк, бросал зёрнышки риса в пластиковый пятачок. Едва кроха касалась донышка миски, со всех углов вольера набегали мышата, самый юркий хватал рисинку и гордо нёсся прочь, в какой-нибудь тихий уголок, и, зажав лакомство в малюсеньких кулачках, двумя укусами оканчивал трапезу, а менее проворные члены семейства тыкались носиками вокруг и ворошили опилки.
Таким образом, обед, вероятно, растягивался на весь день, но внезапно прямо на их головы, к радости и оживлению, посыпался целый рисовый дождь – это студент, вздрогнув, увидев слегка склонившегося к витрине Марка, разжал руку и скрылся за прилавком. Среди стеллажей со всевозможными консервами, хомячками, резиновыми курочками, причудливыми растениями и прочей живностью Мирабель не было.
 
Спустя некоторое время он вновь оказался у фонтана, звуки окружения: голоса разной высоты и мелодичности с десятками других маленьких звуков переливались в журчании воды с обрывками песен, постукиванием шагов, шуршанием пакетов – постепенно сливались и тонули в белом шуме. Казалось, было уже невозможно различить что-либо в этой ряби, но Марк, зачерпывая полную пригоршню, не старался нарушить её целостность. Просверленная между лопаток дыра разрослась до сквозной, и через открывшееся отверстие ветер гулял всякий раз, когда распахивались входные двери, а люди смотрели в этот глазок, тогда на мерно шипящей, густой как кисель поверхности проступали картины. В одной из них он увидел себя сидящим на борту фонтана, где все знакомые ему до того имена никогда не проявлялись.
 
Марк вынул из кармана жетон и положил на тыльную сторону ладони – по без единой царапинки глади забегал отражённый свет. Он всматривался в него, будто хотел нащупать глубину его зеркальности, и вдруг резко взмахнул рукой. Время замедлилось, сопровождаемый пульсирующим гулом жетон, вращаясь и слепя боками, пролетел над головой Марка, который беззвучно, одними губами, со всё нарастающей радостью произносил имена. Фонтан с каждым слогом вздымал всё выше водяной столб и, подхватив разрешение, выстрелил им, будто шампанское.
 
Марк нажал кнопку лифта верхнего этажа.