в камере черепа
Нам с июлем загадать бы на звезду:
взгляды в небо,
ждём — быть может, упадут,
оставляем непросмотренные сны
умирать в пододеяльниках льняных.
1.
В камере черепа…
Мысли – невидимы. Видится – лишнее:
отповедь облаком – эхо нахальное.
Рифмы закатывать речитативнее
в небо сизифа до сейсмо-кинжального;
утро по капле стекает с туманами
в ножны сомнений и, осыпь бумажная
стелется под ноги рваными г\р\ам/мами:
как тебе дышится, как тебе машется?
Ложные выводки скинуты аистом:
сердца поддевки в валежнике, яйцами
тени, прибить, да билборд прогибается
словно ладони под груди крутяцкие.
…ёкает память в провинции узницей:
в детстве играл на воздушной гармонике –
посвист – верёвочка, кривенькой улицей
вишни выгуливал, глянь-ка – как слоники,
или – вагончики, рельсы фиксируют
запах плацкартный каморки виниловой,
беременели составами милыми,
до скорлупы образ-лик каждый вылинял.
То что не взято, то – мною не тронуто.
Думали – в месте, в отдельности – бредили;
дзынь косогласный кивает к такому-то:
там знаменатель-делитель – соседили
долгой ферматой стремящейся пагодой,
клаустрофобии руша развалины,
строя перила на мостике-радуге –
не заплутаешь в мористой проталине.
Статус вчерашний – сегодня телячее?
Косточки тащишь в заплечной утробине:
слышимость станет погромом и зрячее –
небо расширено до сковородины.
Звёзды мерцают окалин чешуйками
гомон летящий – веснуются гномики?
Август-дальтоник, искрящийся пулями
в осень стреляет упившийся тоником…
2.
Ина4е
Вопрос на вопрос выбивает чечёткой открытку:
там, в джезве, колотится сердце. Взбивается пена.
Автограф губами преследует пальчиков пытку.
В смятеньи сойдёмся чтоб выдать реальную цену.
Вжиматься в минуты; размазаться манной, безвольно?
В традиции метра ломаться и, складывать складно?
Под утро объятия цепи прилежные гольно
сумей разорвать ритуально величеству, ладно?
