На поле танки ворковали...
Подражание на "В кормушке птицы грохотали..."
(Купреянов Иван)
В кормушке птицы грохотали,
морозом пахло, январём.
Меня, трёхлетнего, катали –
на быстрый «Аргамак» сажали
и восхищали снегирём.
Я сильно после вспомнил это –
внезапно, словно в-ямку-бух.
Был центр города, и лето,
протяжный холод кружек двух.
Когда дела идут как надо,
и возраст возле тридцати,
какая всё-таки услада,
награда, песня Olvidado,
в себе такое-то найти!
О аллилуйя! Круто! Круто!
И ощущение волны!
Моменты радости как будто
друг с другом хитро скреплены.
Моменты горя, кстати, тоже.
Но – не об этом, не сейчас.
Здесь август, мясо, вилка, ножик.
Мороз весёлый шубу ёжит,
и дышишь как бы про запас,
и липнут к солнечным цукатам
волокна веток, ватный снег.
И лёд скрипит под снегокатом
на весь последующий век.
______________________________________
______________________________________
На поле танки ворковали,
и сильно после в ямку – бух –
летели тили, трали, вали,
и тёща мужа тёти Вали –
бальзаколетняя главбух.
Я вспоминала слабо после:
на голубя похож был танк.
В моменты горя – в ямке ослик:
снаряд попал по роже так.
Дела идут, Пандора пишет.
Момент – как будто и не клей,
а в центре ямки – пара мишек,
и Колобок (лисой обижен),
и тридцать хитрых журавлей.
Один из них – слегка контужен.
Ещё бы: август, снегири…
Взрывной волной приносит ужин –
волокна веток. Ешь, бери.
Болванка вдарила по танку,
главбух пришел в себя, болван,
и ватный снег ел, как сметанку.
О, ощущенье – намбэ ван!
Вся ямка пламенем объята,
селёдят шубу из ежей
козлята, псята и лисята,
утята и утконосята,
и не-кобыле-хвост-пришей.
Но к ямке этой путь замётан,
хоть антрикотом волка вой.
О, аллилуйя: рифмоплёта
несут с пробитой головой.
