Дерево в окне

Дерево в окне
ПРИЗВАНИЕ В ЛЮБВИ (2008 - книга)
 
х х х
 
Беды, а не трагедии! Но кто
Душе прикажет...
Театр, начавшись с вешалки, с пальто,
Сдирает кожу.
Не потерять бы только номерок –
Затор, катарсис;
Где тот блестящий, звонкий юморок,
Вошли с которым?
 
 
х х х
 
Быть виноватой и любимой
Приятней, чем наоборот.
И терпкой клятвою – рябиной
Терпенье связывает рот.
Перебродить – переболится
Душа подранком и птенцом.
И не смущать родные лица
Далёким, в сущности, лицом.
Бледнеть в оплывшем освещеньи
С такой тоской наедине -
Как сквозь священника прощенья
Просить у дерева в окне...
Сияй, луна, щекой помята.
Шепну, сползая в аноним:
Как внятно всё и непонятно
На этом свете и за ним...
 
 
х х х
 
В смиренном возрасте расплат,
Потерь и отрокам нотаций,
Когда спеленута в халат
Душа, летавшая на танцы:
Порхала бабочкой – забудь,
Сжимайся в куколку – недолог
Обратный выверенный путь,
В конце которого биолог
Плюёт в ладони и сопя,
С похмелья или для порядку,
Толкает люльку от себя,
Как в ночь, – в распахнутую грядку;
На сон, грядущий с высоты,
Сорвётся взгляд, неосторожен,
На те бумажные цветы –
За них заплачено дороже...
 
 
х х х
 
Этот робкий ледок поутру,
Обморозивший голые ветки...
Прохрустеть через двор, прозвенеть на ветру,
Протереть побелевшие веки.
А в глазах слюдяная висит стрекоза
Сувениром из летнего плена...
Этот хрупкий ледок,
застекливший глаза,
Не растопит и солнце Гогена.
 
 
х х х
 
Хоть на четверть тона, да фальшиво
Проживём, за пазухой тая
Словно руки пляшущие – Шива,
Все свои издёрганные «я»;
Похваляясь выучкой йога,
Укрепляя мускулы лица,
И в себе выращивая бога
Высоты – из жёлтого птенца;
Мир и дом – взаимные протесты
Примирив прозрачностью стекла,
Проверяя внутренние тексты
Барабанной гулкостью стола.
Что же проще выхода из транса!
(Ведь не транспорт – спины поперёк)
У щеки,
сжигающей пространство,
Первый снег
- последний мотылёк...
 
 
х х х
 
Напрасно так часы поторопила.
Их нервный тик – скрещение болезней.
Дождей осенних иглотерапия
Теперь ещё острей и бесполезней.
И в тихий час дыханья и доверья,
Когда тела всплывают молодыми,
Ко мне приходят белые деревья
И шепчутся друг с другом по-латыни...
 
 
х х х
 
Из всех забав лишь смерть и стоит свеч.
Вернёмся в мир, откуда вытекали.
Река не знала, где ей должно течь, -
И деревом взошла по вертикали.
От страха ошалевшие мальки,
Вцепившись в рукава её, висели.
И кто лежал – смотрел из-под руки,
Как жизнь течёт, справляя новоселье...
 
 
х х х
 
Упадёт голова на грудь,
На свою же (при нас и плаха).
До амнистии дотянуть –
Чья-то милость.
Своя рубаха
Ближе прочих.
А жизнь – живот,
Глядя в корень её далёкий.
Хоть однажды – на эшафот,
Страсть, прикованная к галёрке!
Не затем, чтоб навек святой
(Всех побоищ интеллигенты) –
Не дожить бы до краха той,
Самой светлой, пока – легенды...
 
 
х х х
 
Вот и кончились праздники наши,
Фейерверки дождя и травы...
С благосклонной усмешкой монаршей
Солнце к нам не склонит головы.
 
Паралич как вблизи пьедестала:
Тронься – сдует, и дуло – «иди!»...
Словно в доме кого-то не стало,
Стало пусто и гулко в груди.
 
 
х х х
 
И не страшно, даже весело вокруг.
Как впервые на прощанье оглядеться.
Любопытный и восторженный испуг
Прикасания к холодному из детства:
То ли бритва,
То ли изморозь торца,
То ли привкус металлический колодца...
В этой жизни – кроме жизни – до конца
Ничего нам довести не удаётся.
 
 
х х х
 
Не хватает войны,
Чтобы кровью почувствовать, как
Перед болью равны?
 
Или боли такой,
Чтобы хлынула кровная месть
Горлом, веной, строкой?
 
Откровенной строки,
Чтобы чувство вины за неё
Запятнало штыки?
 
Силы или ума,
Чтобы строчку как жизнь оборвать,
Раз не рвётся сама?
 
И наивности той,
Что водила курчавых детей
В смерть с улыбкой святой. ..
 
 
х х х
 
Откуда
Стихам известно всё, что вдруг случится,
Заранее, - как будто не они
Событий и поступков очевидцы,
А ими предугаданные дни –
Их летописцы: кровью по чернилам...
Всё ниже луч рыдающей трубы...
 
Жизнь – эпизод в трагедии судьбы.
Страничкой меньше...
Звёздочка упала...
 
Фото Алексея Кузнецова